Тип, который слез с разбитого "боксера", казалось, только что сбежал из дурдома, по дороге угодил в кузов мусоровоза и в довершение всего был избит бандой хулиганов.

Джованни видел, как тот отвязывает с багажника большие настенные часы, но тут заметил, что Марта, сияя, выходит из больницы, помахивая листочком, и мысль, едва родившись, исчезла, сметенная известием о подтвердившемся отцовстве.

В вестибюле "Сакро Куоре" на потертых желтоватых креслах сидели престарелые больные. Кто в халате, кто в пижаме, они, как ящерицы по весне, ловили первые теплые лучи солнца, лившиеся сквозь прозрачную стену, выходившую на автостоянку. Все в один голос твердили: как удивительно, что после эдакой ночи — и такой солнечный денек, и вообще, кто ее разберет, эту погоду.

Микеле Каволи, шестидесяти четырех лет от роду, госпитализированный с циррозом печени, утверждал: во всем виноваты ублюдки арабы, которые выпускают в атмосферу кучу химических ядов, чтобы всех нас уморить. Будь он президентом Соединенных Штатов, он бы не колебался и пяти секунд. Скинуть пару атомных бомб на Ближний Восток — и все. Он собирался выдать историческую справку, что если бы на этих вонючих японцев не сбросили... Но прервался, заметив, что еще одного ублюдка следовало бы раздавить ногтем, как вошь. Франко Баэалью[55]. Треклятый Базалья с его дерьмовым законом погубил Италию, выпустив разгуливать по улицам и по больницам толпы полоумных психопатов. Взять хотя бы этого мужика, с настенными часами под мышкой, какого черта он не заперт в уютненькой, обитой войлоком палате? Стоит как идиот, пялится на люстру и жестикулирует, словно под потолком кто-то висит. С кем он там беседует, со Всевышним?

Микеле Каволи попал в точку.

Четыресыра стоял в центре вестибюля и, задрав кверху нос, вопрошал Бога, что ему делать, но Бог ему больше не отвечал.

"Ты сердишься. Я сделал что-то не так... Но что? Что я сделал плохого?"

Он перестал что-либо понимать. Кристиано сказал, что Рино был дома, когда с ним случился удар. Как такое возможно? Он собственными глазами видел, как Рино умер в лесу.

Он был совершенно растерян... Если бы не кольцо с черепом в животе, он бы опять начал думать, что ему все приснилось.

Бог пришел Четыресыра на помощь и провел его за руку через бурю, преподнес ему Рамону, поразил ударом Рино. Он открыл ему, для чего была нужна смерть девчонки, а потом, вот так, без объяснений, покинул его.

У него оставался только Рино. Единственный, с кем он мог поговорить.

Четыресыра огляделся. В холле толпилось много народу. Никто не обращал на него внимания. Он нарочно прилично оделся. На нем был синий костюм, который подарил ему Данило, так как он ему стал тесноват. Коричневый галстук. Под мышкой — часы-барометр в форме скрипки, которые он нашел несколько месяцев назад в мусорном ящике.

"Подарок для Рино".

Проблема была в том, что Четыресыра ненавидел это место. Он провел здесь три месяца после того, как чуть не убился, задев удочкой провода высокого напряжения. Три месяца, которые засели в его памяти черной дырой, подсвеченной несколькими болезненными воспоминаниями. Черной дырой, из которой он выбрался с кучей тиков и с головой, которая не варила, как раньше.

Четыресыра подошел к ведущей наверх лестнице. Прямо напротив него была приоткрытая дверь из темного дерева. Сквозь щелку пробивалась полоска золотистого света. Над дверью висела синяя табличка с золотыми буквами: "КАПЕЛЛА".

Четыресыра огляделся по сторонам и зашел внутрь.

В глубине узкой длинной комнаты стояла статуя Богоматери, освещенная лампочкой и обставленная медными чашами с цветами. Пара пустых лавок. Из двух динамиков приглушенно лились григорианские песнопения.

Четыресыра упал на колени и начал молиться.

203.

Беппе Трекка растянулся в шезлонге, в котором Рино Дзена в последнее время проводил большую часть своих вечеров. На полу валялась пара замшевых мокасин "Геокс".

Беппе подвигал озябшими ногами. После того как он зажег печку, комната стала потихоньку согреваться. Сквозь жалюзи, налив янтарным светом пустую пивную бутылку, пробивались последние лучи умиравшего солнца.

Беппе невидящим взглядом уставился в телевизор. Он чувствовал себя разбитым и голодным. Последнее, что попало в его желудок, — цыпленок с миндалем, которого он ел в кемпере. С каким удовольствием он уговорил бы сейчас кебабчик от Сахида!

Ну и вкусный же был этот экзотический сэндвич! С острым соусом, йогуртом, помидорами и чудесным мягким хлебом. В холодильнике нашлась только банка маринованных овощей и сырная корка. В шкафу — горстка рису и пара кубиков мясного бульона.

"А что, если смотаться к Сахиду? Сколько уйдет времени? Самое большее полчаса".

Кристиано был такой разбитый, что до завтра не проснется. Беппе поднялся проведать его — мальчик спал под двумя одеялами, точь-в-точь как кебаб... Беппе первый раз в жизни поднялся наверх, на второй этаж. Увидел комнату Рино — мерзкий хлев со свастикой на стене. Грязный сортир с выбитой дверью. Комнату Кристиано — заставленный коробками голый куб без батарей.

Этот паренек не должен жить на такой помойке. Надо его как можно скорее пристроить. Беппе найдет ему нормальную семью, которая до совершеннолетия возьмет над ним опеку.

И все-таки... И все-таки Беппе не был уверен, что так будет правильно. Эти двое жили один ради другого, и что-то ему подсказывало, что, если он их разлучит, будет только хуже. Страдание либо погубит их, либо ожесточит.

Пустой желудок вернул социального работника к реальности. Он прикинул, что фургончик араба стоит недалеко от дома Иды, а значит, в запретной зоне.

"Рису, что ли, сварить?"

В конце концов, он мог приготовить рис, добавив бульонный кубик.

Оглядевшись кругом, он потянулся и задался тем же вопросом, который возникал у него всякий раз, когда он приходил проведать семью Дзена.

Как эти двое умудряются жить в подобном месте? Без стиральной машины? Без утюга? Без единого намека на уют?

Он тоже вырос в небогатом доме. Отец работал билетером на местных поездах, мать была домохозяйкой. Они тоже с трудом дотягивали до конца месяца, но его родители были людьми аккуратными и ответственными. Войдя в дом, ты должен был снять обувь, вымыться и надеть пижаму и тапочки. Уличная одежда убиралась в чулан, и все, включая отца, ходили по дому в пижаме. Беппе с ностальгией вспомнил семейные ужины. Они садились за стол в своих ночных костюмах, румяные и свежие после горячего душа.

"Вот это я понимаю, нормальный образ жизни".

Дом Дзены тоже мог бы стать гораздо симпатичнее, требовалось только чуть-чуть фантазии и икеевской мебели. Свежая штукатурка на стенах да генеральная уборка — и все будет выглядеть иначе.