и, по общему мнению, прекрасная молодая женщина. Она решила внезапно покинуть Эльцбург, и сын и дочь его светлости безутешны. Он бы очень хотел, чтобы юная леди вернулась ко двору".

Наставник. Его дети. Конечно. Донато подавил ухмылку. Они обставили все так, что это выглядело почти правдоподобно. Он был рад подыграть им, если посол хотел так все обставить. Скорее всего, это будет стоить ему денег, но так тому и быть.

Я рад помочь Маркграфу всем, чем смогу, но, боюсь, в данной ситуации я не вижу, как это сделать".

Позвольте мне объяснить. Девушка. Она родом из этой деревни, и, как мне кажется, вернулась сюда в последние несколько дней. Маркграф очень хочет, чтобы она вернулась в Эльцбург. Я не могу не подчеркнуть это".

'Если она здесь, как вы говорите, то я могу повлиять на ее выбор. Как всегда, удовольствие маркграфа — мое собственное".

'Ее зовут Адалхаид.'

Голова Донато раскалывалась от внезапной головной боли, словно по ней ударили молотом. Ему потребовалась вся его воля, чтобы удержать на лице угодливую улыбку.

Донато подождал, пока посол уйдет, и позволил своей маске сползти. Ему казалось, что его голова сейчас расколется на части. Он был так близок к тому, чтобы стать дворянином, обеспечить будущее процветание своей семьи. Он позаботился о том, чтобы класс воинов больше никогда не расхаживал по деревне так, словно она принадлежит им. Перед его кончиной Леондорф стал бы процветающим городом со всеми роскошествами юга. Когда-нибудь его потомки смогут соперничать с Маркграфом в богатстве и могуществе. Теперь все это было под угрозой из-за какой-то шлюхи.

Адалхаид — единственное имя в деревне, которое могло создать проблему. Он знал, что она вернулась. Они с Вулфриком были словно прикованы друг к другу в течение недели после ее возвращения. В деревне только и было разговоров, что об их скорой свадьбе. Вульфрик теперь был никем; конечно, быть содержанкой Маркграфа было куда более привлекательной перспективой. Он усмехнулся, когда посол назвал ее воспитательницей. Неужели он думал, что Донато настолько наивен? Ему стало интересно, что бы подумал Вульфрик, узнай он, что его огненноволосая красавица приглянулась Маркграфу. Усмешка на его лице исчезла, когда он понял, что Вулфрик выпотрошит его при первом же упоминании об этом.

Он даже представить себе не мог, какой будет реакция, когда он предложит ей вернуться в Эльцбург и возобновить то, чем она там занималась раньше. То, что Вулфрик сделал с солдатами на постоялом дворе, было бы бледным сравнением с его реакцией на попытку снова разлучить их. Не слишком ли много надежд на то, что после столь долгой разлуки они не найдут друг друга столь приятными?

Он помассировал виски. Почему у него никогда не получается все гладко? Всегда находился какой-то подвох, что-то, что делало его жизнь сложнее, чем нужно. Он почти сделал своего сына воином, а потом у него отняли глаз. Он почти сделал себя дворянином… Нет. Он не может потерять это. Он вложил в это слишком много себя. Он редко сталкивался с проблемой, которую нельзя было решить тем или иным способом, и он был уверен, что эта не отличается от других. Вопрос был только в том, как далеко он готов зайти ради своего решения. Ему было все равно, поедет ли девушка на юг добровольно или нет, но она поедет, а он станет бароном. Он был уверен, что сможет справиться с ней; решение придет к нему достаточно скоро, как это всегда бывало.

Вульфрик был совсем другим. Из заносчивого зануды он превратился в по-настоящему опасного молодого человека. Он уже почувствовал вкус к убийству и, похоже, наслаждался насилием, как показало его поведение в трактире. Если Донато попытается заставить Адалхаид вернуться в Эльцбург, люди погибнут, и он, скорее всего, будет одним из них.

Донато показалось странным, но, возможно, удачным совпадением, когда его охранник привел Адалхаид в зал совета всего через несколько минут после ухода посла. Она была одной из последних, кого он ожидал увидеть. Не будет ли слишком преждевременным начать выяснять ее мысли о возвращении на юг?

Доброе утро", — сказал он, приняв как можно более приветливый вид. Что я могу сделать для вас сегодня?

"Я хочу обсудить создание школы в деревне", — сказала Адалхаид, не дожидаясь приглашения сесть.

Но у нас уже есть школа. Этельман все еще ведет занятия. Насколько я помню, ты была одной из его учениц".

'Школа в кирхе была хороша для того времени, но теперь ее недостаточно'.

Донато начал пренебрежительно поднимать руки, но Адалхаид оборвала его.

Если люди из деревни не умеют читать, писать и считать, мы напрашиваемся на то, чтобы нами воспользовались южане. Если они смогут, они будут процветать. Это хорошо для деревни. Это хорошо для всех. В том числе и для вас".

Это был сложный аргумент, и, застигнутый врасплох, Донато не смог придумать, что ответить. Он не хотел, чтобы она пускала корни или начинала работу над проектом, который мог бы склонить ее остаться, но он должен был быть тонким в своем возражении.

Если вы решились на эту идею, — сказал он, — я не собираюсь стоять на пути".

Мне понадобятся деньги, чтобы все устроить, — сказал Адалхаид. Поскольку это будет благом для деревни, я надеюсь, что вы сможете выделить деньги из деревенских фондов".

Он хотел улыбнуться этой первой возможности усложнить ей жизнь. 'Это может быть проблемой'.

Адалхаид подняла бровь. У меня сложилось впечатление, что здесь проходит довольно много богатств. Серебро, я полагаю. В Эльцбурге об этом много говорят. Неужели Леондорф не получает от этого никакой выгоды?

'Да, конечно. Мы тратим значительные суммы на восстановление деревни, и нам приходится платить за солдат. Остается совсем немного".

'Это не займет много времени. Все, что мне нужно, это комната, и, возможно, кредит у некоторых ремесленников в деревне.

'Здесь все уже не так работает. Боюсь, монета — король, и без нее тебе будет очень трудно что-либо сделать".

"Где есть желание, там есть и путь, мэр".

Донато сочувственно улыбнулся. К сожалению, по крайней мере, на данный момент, я боюсь, что это не тот случай. Возможно, если вы придете ко мне во время сбора урожая, у меня найдется немного свободных монет, чтобы помочь вам все устроить".

Она улыбнулась и встала. Спасибо, что уделили мне время, — сказала она, прежде чем уйти.

Донато смотрел ей вслед. Годы, проведенные на