С того момента, как Гарри перестал выступать, он начал исчезать из памяти публики и из ее памяти. Если она не искала сведений о нем, чего приучилась не делать, он не существовал, но если он снова начнет играть профессионально, то опять появится везде: в ее телефоне, в телевизоре, на экране компьютера. Она будет натыкаться на свое прошлое вновь и вновь, словно стукаясь головой о стену или пиная запертую дверь.

Ты – ошибка, он – успех, твой отец получил хорошего ребенка, а матери достался неудачный, мы бедны, они богаты, мы ползаем по земле, а они парят в небесах.

Она-то, глупая, думала, что может быть нормальной девушкой, которая способна пойти в модный сиднейский ресторан в день рождения со своим ирландским парнем.

Боль зародилась в животе и распространилась по всему телу. Она хотела только избавиться от боли, а потом споткнулась и ударилась головой, было больно, и кровь заливала глаз, боль была всюду, и воспоминания отказывались оставаться под замком и храниться там надежно и безопасно, они разливались ядом по ее телу и мозгу, и она могла думать только об одном – как бы поскорее убраться из квартиры, подальше от этих коробок и от этого парня, и ей пришло в голову, что нужно идти туда, где все началось, словно она могла совершить путешествие назад во времени и не дать Гарри попасть на тот первый урок, или если нет, то, по крайней мере, разобраться, как это случилось, или если нет, то пусть за это заплатит семья, из-за которой все началось.

Когда она спустилась вниз, около их дома стояло такси, из которого вылезала веселая, пьяно покачивающаяся на ногах парочка. Саванна села в машину и попросила водителя отвезти ее к Теннисной академии Делэйни, зная, что эта спортивная школа находится на той же улице, что и дом, где ее брат брал частные уроки. Как только она увидела эмблему – улыбающийся теннисный мяч, то смогла уже без колебаний дать указания таксисту.

Часть истории о том, как она нашла мелочь в кармане джинсов, была почти правдивой. Только там обнаружилась кредитка. Не ее. Осталась на память от предыдущего «инцидента». Сработает ли карта, она точно не знала, но приложила ее к платежному терминалу, протянутому водителем, и на экранчике, как по волшебству, возникло слово: «Одобрено».

– Я хотела бросить кирпич вам в окно, – сказала Саванна. Она думала, что мелкий вандализм поможет ей. Как слабительное. В прошлом такое срабатывало. – Но не смогла найти кирпич. Даже камень не попался.

– Что? – удивилась Джой.

– Ну, это был непродуманный план.

У Джой был такой вид, словно она вот-вот расплачется.

– Тебе лучше уйти. – Стэн встал. Он и сейчас еще был крупным, наводящим страх мужчиной. – Уходи из нашего дома.

– Я никогда такого не делала, – сказала Саванна. – Только думала об этом, но на улице было так холодно, и у меня шла кровь, и голова кружилась, тогда я решила: к черту все это! И постучала в вашу дверь, и почувствовала, что близка к обмороку, а потом… ну… потом вы оба так хорошо отнеслись ко мне. Так хорошо. И это было странно.

Они были так добры, приветливы и милы. Они обращались с ней как с вернувшейся домой дочерью. Ее накормили, искупали в ванне и уложили в постель, и оттого, что они вели себя так, словно она девушка, нуждающаяся в помощи, она и стала девушкой, которой необходима помощь, и в голове у нее всплыла история другой девушки из телепрограммы о домашнем насилии и стала ее правдой.

– Но почему? Почему ты хотела бросить кирпич нам в окно? Что мы тебе сделали? – спросила Джой. – Я не понимаю.

Она набрала немного веса с тех пор, как Саванна стала кормить ее. И Стэн тоже. Одно удовольствие было смотреть, как разглаживаются их лица оттого, что Саванна увеличила количество потребляемых ими калорий. Она была как злая ведьма из сказки про Гензеля и Гретель – откармливала их, прежде чем съесть.

– Просто я ненавидела этот дом. Я всех вас ужасно ненавидела.

Тут Джой ахнула, как от неожиданной боли, будто обожглась.

– Нам не нужны твои объяснения, – сказал Стэн.

– Помолчи, Стэн, нам нужно услышать это! – с жаром возразила Джой.

Она была такой миниатюрной, но умела мгновенно утихомиривать своего огромного мужа резкими, отрывистыми замечаниями. Саванну эта женщина вдохновляла. Она уже знала, что позаимствует некоторые ее привычные выражения: «Что за дурь?», «Еще чего не хватало!», «Да пропади все пропадом!».

– Объясни мне все, – велела Джой. – Начни с самого начала.

Саванна сделала вдох. Можно ли распутать переплетение множества воспоминаний, которые привели к этому конкретному моменту в этой спальне?

– Я купила лотерейный билет, – сказала она.

С этого все началось, если отматывать нить событий к самому началу.

– Лотерейный билет? – Джой нахмурилась. – Ты имеешь в виду билет на розыгрыш бесплатного частного урока? Тот, по которому выиграл отец Гарри, твой отец?

– Я подарила билет ему на День отца. Купила в торговом центре на скопленные деньги. Брат сказал: «Дурацкий подарок». Можно было подумать, что в случае выигрыша отец отдаст это индивидуальное занятие по теннису мне, нет, он отдал брату. Только представьте. Гарри мог бы в жизни не взять в руки ракетку, если бы я не купила этот билет.

– Ты обвиняешь нас в том, что твои родители развелись? – спросила Джой. – Ты это пытаешься сказать?

– Мы услышали достаточно. А теперь уходи, – сказал Стэн. – Ты обманула Троя. Оговорила меня.

Люди предъявляют обвинения во лжи с таким триумфом, словно, уличив вруна, они выиграют игру; словно выведенный на чистую воду лжец сейчас же сгорит и под землю провалится от стыда, будто сами никогда не лгали, будто люди не врут постоянно – себе, другим, всем.

– Разве? – едко проговорила Саванна.

Всегда можно посеять сомнение. Большинство мужчин несут на себе вину за свой пол. Достаточно поднести крошечный огонек к растопке. Саванна видела, как ужас опрометью промчался по лицу Стэна, когда она прошлась по дому в одном полотенце. Он почувствовал, что скомпрометировал себя, как только взглянул на нее.

– Прекрати! – заорал Стэн.

Ложь женщины может привести в ужас, но и крик мужчины тоже. Саванне захотелось присесть на корточки и зажать руками уши.

Она продолжила давить:

– Помните, что вы мне сказали?

Он не сказал ей ни единого неприличного слова, он был безупречно вежлив и добр, почти по-отечески, как Джой относилась к ней по-матерински, только отеческое отношение Стэна было хрупким фасадом, который Саванна могла снести одним ударом, нанесенным не кирпичом, а ложью, вот почему ей пришлось это сделать, чтобы доказать фальшь. Смотрите, как легко она вызвала в нем вместо любви ненависть. Любовь его никогда не была настоящей, какой бы подлинной ни казалась.

– Вы помните, что попросили меня сделать?

Не он, а другой человек – не ее, а другую девушку. В сердцевине ее ужасной лжи лежала страшная правда другой девушки.