– О чем Ты? – поразился я. – Нет?!

Но память уже подсказала, напомнила, холодом скользнула по коже.

– Так что это за остров, дядюшка Антиген? Большой? Настоящий?

– И все тебе скажи, маленький ванакт! Большой он, как вся наша Ахайя. А вот настоящий ли? Один раз туда пристали – только камень да трава жухлая. А другой раз... Да сам узнаешь.

– Этот город погиб в давние века, Диомед. Но Тот, Кто властен в Океане, сохранил один день из его жизни. Всего один день. И этот день вечно повторяется здесь. Поэтому никто не помнит, что было вчера. Здесь нет «вчера». И «завтра» тоже нет. Тот, кто не уплывет отсюда до заката, навсегда останется тенью, пленником этого единственного дня...

Исчезла поляна, звезды, деревья. Закружились серые тени, беззвучные, безликие...

– Даже таким, как Я, с серебром в крови, не дано большего. Я не знаю, встречались ли мы уже с тобой тут, в этом городе, остался ли ты здесь навечно...

– Нет! – я помотал головой, все еще не веря. – Быть не может! Нет!..

– За все приходится платить, Диомед. И за бессмертие тоже – за бессмертие одного дня. Если ты еще можешь – уходи. Не ищи Меня больше, мальчик, Я ведь всегда с тобой. Мы еще встретимся... А сейчас – уходи! Скорее!

– Нет, нет, нет, – шептал я, не в силах оторвать губы от Ее кожи.

Вздрогнули огоньки над тихой травой. Вздрогнули, закружились. Сначала медленно, потом все быстрее, быстрее...

– Тидид! Тидид! Я все понял! Надо быстрее уплывать!

– Знаю, Одиссей...

– Все это вокруг – обман, неправда. Город давно погиб, здесь только его тень, надо скорее!..

– Знаю...

– ...По местам стоять, якоря выбрать, гистоны и долоны поднять, весла на воду!..

Красный, словно налившийся кровью лик Гелиоса вот-вот коснется золотых зубцов. Ярым золотом горят колонны гигантского Храма.

Пора!

Я отвернулся от обреченного города, и в глазах засеребрилась вечная ширь Океана...

Прощай, Светлая! Ты права – мы никогда с Тобой не расставались.

Хайре!

– Так пенься, хлябь Океанская!

Стучитесь, волны, в борта!

Нас ждет страна, что лежит вдали,

Мы назад не свернем!..

* * *

Почему-то думалось, что хуже не будет. Что может быть страшнее безвидного серого неба, бесконечных волн, сырого тумана?

Страшнее – лед.

Сперва тонкие льдинки, с легким треском ломавшиеся под ударами весел, затем белые поля, белые острова...

– Ты уже видел такое, дядюшка Антиген?

– Видел, ох, видел, маленький ванакт!

Плыть было еще можно – проскальзывая по узким проходам между пористыми льдинами, перетаскивая черные дельфиньи туши волоком по скользкой тверди...

– Ай, какое плохое море, ванакт Диомед! Совсем плохое, да! Знаешь, я еще совсем маленький был, так у нас в Этолии тоже такая зима случилась. Реки замерзли, море замерзло, небо тоже замерзло. Ай, какая плохая зима!

Не согревали плащи. Даже неразбавленное вино не грело...

– Эй, по корабля-я-ям! Живы-ы-ы?

– Хол-л-л-лод-д-д-дно-о-о-о!

– На «Фесте-е»! Идомене-е-ей!

– Порядок, Тиди-ид! Если лед – значит, скоро земля-я-я!

– Шардана-а-а?

– То не черная туча вставала-а-а! Туча-а!.. Давай к на-а-ам, Да-а-аме-е-ед! Налье-е-ем!

– Эй, Калха-а-ант! Жи-и-ив?

– Б-б-б-б-бо-о-о-оги-и-и!..

Взбунтовались на третий день – на третий поворот клепсидры. Всю ночь мы перетаскивали заледенелых дельфинов через ледяное поле, пытаясь найти выход в лабиринте узких промоин.

К счастью, чернобородый Мантос ошибся. Здесь, посреди Седого Океана, не бывает зимы. Воздух был не ледяным – промозглым, и вода капала с покрасневших пальцев. Просто белое поле – до самого горизонта.

Задубели, покрылись волдырями руки, лед прожигал до костей даже через толстые подошвы эмбат.

А наутро...

– Беда, ванакт! Ай, беда! Совсем беда, понимаешь!..

Мои аргивяне, критяне Идоменея, итакийцы Любимчика, троянцы, дарданы – все. Высыпали на лед, загустели слитной толпой...

...Кроме усатых шардана. Этим и холод нипочем!

– Назад! Назад! Заблудились! Домо-о-ой!

Думал вначале: выкричатся да и успокоятся. Напрасно думал...

– ...Куда ты нас завел, Диомед? Куда?! Надо было на том острове остаться! От добра добра не ищут!.. Назад! В Аргос! На Крит! В Трою!..

Даже забыли бедняги, что сейчас осталось от Крепкостенной...

– Не хочешь – сами уйдем! Сами! Здесь близко! На восток! Через лед – и дома!..

И что сказать? Как убедить?

– Слушайте меня! Это я, Диомед Тидид, ваш ванакт...

– Ахейцы! Троянцы! Поверьте мне, Одиссею, сыну Лаэрта!..

– Бо-о-о-о-оги-и-и-и-и!..

Бесполезно...

– Домо-о-о-о-о-о-ой!!!

Безумные лица, безумные глаза. Не слышат, не понимают...

– Уйдем! Уйдем! Оставайся сам, если хочешь!..

Ледяное поле до горизонта. Неровное, в узких трещинах, в серых промоинах. Но Безумие сильнее страха... И вот уже кто-то заскользил по льду, упал, встал на четвереньки, снова уткнулся носом в белую твердь. За ним еще, еще...

– Надо что-то делать! Что-то делать! – бормотал серый от ужаса Подалирий. – Они же погибнут, ребята! Все погибнут!..

Молча пожал плечами Идоменей. Вздохнул Любимчик. Нахмурился Гелен Прорицатель. Вытер слезу Эней-плакса...

– Надо что-то делать!..

Колыхнулась толпа, распалась. Немногие на месте остались, остальные побрели прочь, навстречу Безумию, навстречу Смерти... Страшной смерти, дурной. Стоило переплывать Океан, стоило выжить под Троей...

...Троя. Жужжание стрел, неровный, распадающийся строй, отчаянное «Бежи-и-им!».

– Эмбатерия! – прошептал я одними губами. – Эмбатерия...

Опомнился. Глубоко вдохнул ледяной промозглый воздух:

– Доля прекрасная – пасть в передних рядах ополченья,

Родину-мать от врагов обороняя в бою!

Тишина в ответ – мертвая, страшная. Но вот чей-то голос, неуверенный, хриплый:

– Родичи, братья мы все необорного в битвах Геракла.

Будьте бодры, еще Зевс не отвратился от нас!

Откликнулись! Сперва негромко, недружно, растерянными слабыми голосами, затем все звонче, все сильнее:

– Вражеских полчищ огромных не бойтесь, не ведайте страха,