морем контролируют другие кланы. И с ними нам пока не удалось договориться. Как несложно догадаться — нападения пиратов это их рук дело.

— А их государь куда смотрит? — еще сильнее нахмурился Петр Алексеевич.

— Он смотрит на красных карпов в пруду, — оскалился царевич. — Как я уже говорил, его положение очень непрочно, несмотря на показное благополучие. Потому что он вынужден вести до крайности осторожную политику. С одной стороны, пытаться удержать в хоть какой-то узде маньчжуров, на военной силе которых зиждется его власть. С другой стороны, постараться не спровоцировать масштабные бунты кланов. Он там как эквилибрист на канате. Любой неосторожный шаг — и новая Смута.

— А почему эти кланы так Цин не любят?

— А за что им их любить? При поздних Мин они были едва ли не независимыми правителями, которые лишь номинально признавали власть Запретного города и платили ему символическую дань в виде небольшой доли налогов. Цин же стремятся к централизации и единству. Как видите — никакого сходства интересов.

— И ты, поддержав джунгар, хочешь им насолить? — подвел итог отец.

— А ты хочешь им простить пиратские нападения? — повел бровью царевич. — Они нам напакостили? Мы напакостим в ответ. А потом заработаем на этом. Ведь военные успехи джунгар пошатнут власть цинцев. И им придется предпринимать лихорадочные попытки укрепить свое положение.

— Ты же сам говоришь, что их государь не контролирует эти кланы, — произнес Голицын.

— В этом вопросе контролирует. Ведь нападение на иностранные корабли может означать войну. И если голландцы там или португальцы далеко и реально ничего сделать не смогут, то мы рядом. Относительно. Во всяком случае у нас общая сухопутная граница. Я могу понять одно нападение. Всякое случается. Но два, да еще такие массовые и хорошо организованные, это совершенно точно действо, совершенно с согласия Запретного города. А может быть даже и по его приказу.

— Ну… хм… А джунгары?

— Это небольшой кочевой народ. Если они захватят Тибет, к чему явно стремятся, то впишутся в тяжелую, затяжную войну с Китаем. Как бы они хорошо не воевали, у них просто нет для этого людей. Пять… десть… пятнадцать лет. Я не могу даже предположить сколько они протянут с нашей помощью. Даже обменивая одного своего на трех-пятерых китайцев. В какой-то момент у них просто кончатся люди, и они сломаются, после чего вся их держава осыплется словно карточный домик.

— Не слишком ли жестоко?

— А они и без нас по такому пути идут. Так почему бы нам получить кое-какие выгоды от их дел? И мы никак ни на что повлиять не сможем. Они сейчас верят в себя и свою звезду. Но, как гласит мудрая пословица: «Бери ношу по себе, чтобы не падать при ходьбе». Разве не так?..

Глава 10

1710 год, декабрь, 27. Москва — Варшава

Алексей стоял в Успенском соборе.

Серьезный как никогда.

Шла служба.

Красивая. Торжественная. С большим стечением самых разных гостей. Даже кое-кто из экзотических владений России присутствовал. Для колорита.

Царевич держался ровно, спокойно и торжественно, всецело сосредоточившись на действии. Чтобы не напортачить. Дело то государственное. И любую нелепицу, ежели она произойдет, потом ему до самой старости припоминать будут.

— Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем этой Серафимы Соломоновны, которую видишь здесь перед собою?

— Имею, отче.

— Не обещался ли ты другой невесте?

— Не обещался, отче.

И священник переключился на невесту. Ту самую Серафиму Соломоновну. Так то ее звали Шахрабано Бегум Сафави. Но в православии так все оставить было нельзя, поэтому в крещении ей и имя сменили. Вот и назвали Серафимой. Почему? А Алексею так понравилось. Это была единственная вещь, на которую он мог повлиять во время подготовки невесты к венчанию.

Вначале он хотел подобрать ей имя созвучное с тем, что было в исламе. Но ничего не получалось. В голову шли варианты либо в духе Шурочка, либо Шахеризада Ивановна. А шутки тут были не уместны. Даже «очень тонкие», то есть, понятные лишь ему. Проболтать то мог? Мог. И потом проблем не оберешься. Так что он перешел к попыткам перевода имени по смыслу. Но опять-таки ничего не вышло доброго и пригожего. Шахрабано переводилось как «сладкая девушка» от персидского слова «шакар». В святцах имелся аналог, но иметь жену с именем Гликерия Алексей совершенно не хотел. Как ее ласково называть то? Глюка? Глюкозочка моя холестериновая? В общем — не нравился ему этот вариант и все похожие.

Посидел.

Подумал.

Полистал святцы тех дней, в которые крестить ее планировали. Выписал вариант женских имен, что там были. Не очень многочисленные. И после недолгих метаний остановил свой выбор на Серафиме.

Странный, конечно, выбор.

Но и невеста необычная. Отчего Алексей настоял именно на этом имени, равно как и на том, чтобы за ней оставили отчество родителя. В конце концов Сулейман, в отличие от Шахрабано, вполне соответствовал православной традиции, присутствуя там в более древней форме — Соломон. Вот и получилась Серафима Соломоновна, которую на третий день Зимнего мясоеда[33] царевич повел под венец. А гости смотрели на это и не верили своим глазам. Скажи им еще лет пять назад о чем-то подобном — засмеяли бы…

Наконец, дошло время до поцелуя.

Царевич откинул фату и посмотрел на свою невесту.

Спокойная. На лице едва заметная полуулыбка. А в глазах озорные чертики, говорящие очень многое о предстоящей ночи.

Алексей усмехнулся.

Его уже просветили о том, какие они — женщины, выросшие в гареме, и что его примерно ожидает. И сии слова разжигали неподдельное любопытство. Ибо, даже не имея практического опыта, кругозор и общая просвещенность в делах интимных у таких особ отличалась чрезвычайным масштабом. Ведь волей-неволей им приходилось вариться в ОЧЕНЬ специфической среде…

* * *

Вечерело.

Ежи ступил на крыльцо и поежился.

— Да, мороз кусачий… — согласился, вышедший за иезуитом его друг.

— Никак не могу отделаться от чувства, что за мной следят.

— Бесы искушают?

— А пес их знает? — пожал Ежи плечами. — Дурное такое чувство. Вроде как кто в спину глядит. Обернусь — а нет никого. Или обыватели по улице идут, и никто меня взглядом не буравит.

— Может у меня заночуешь? А с утречка в путь?