Мне на таком пекле в плащ не закутаться, впору снять пиджак, да там документы, выпадут из карманов... У Байрона был высокий полет мыслей, а меня заботят канистры... "Прощай навек". Ну почему, моя радость? У нас же нормальная житейская ситуация. Я уезжаю, так сложились обстоятельства. "А если уж навек, то навсегда прощай!" Нет, я вернусь, и мы обязательно поженимся. Я, правда, не знаю, когда вернусь. Не от меня зависит.

В общем, что-то свербило у меня в груди, но, поднявшись в самолет, я с облегчением вдохнул лимонный эр-кондишэн.

* * *

За двести с чем-то лет (я нахожусь в том возрасте, который обычно стараются не уточнять) я имел всего лишь одну официальную жену. Этот мировой рекорд, видимо, не скоро будет побит. Правда, Дезире Клери выходила замуж не за меня, и не я ей клялся в верности перед церковным алтарем. Более того, если верить Дезире, то между нами ничего такого не было (вот и верь после этого женщинам!), тем не менее мы вместе с ней присягали шведской короне в 1811 году как законные престолонаследники. И король Карл Четырнадцатый, занимаясь проказами с придворными дамами, помнил, что у него жена в Париже. И нас с Дезире не разводили, просто я сам исчез с горизонта. Первый, хоть и двусмысленный, брак навсегда определил мои отношения с другими женщинами. Я заранее предупреждал: дескать, воля ваша, моя драгоценная возлюбленная, вам решать, как нам жить дальше, однако учтите, у меня есть жена. И дамы в зависимости от своего воспитания и темперамента (и моего общественного положения) или посылали меня к чертям собачьим, или всеми силами пытались увести меня от особы, которая давно уже почила в бозе. Конечно, следовало бы им говорить: у меня была жена. Да, была. И она была Королевой. И на меньшее я был не согласен.

Создается впечатление, что я порхал, как ловелас, от цветка к цветку. На мой же взгляд, я выбрал единственно правильную линию поведения. Вообразите, я связываю с собой женщину брачными узами, а потом, по прихоти Системы, буквально испаряюсь в воздухе, не оставив никаких следов, и возникаю, материализуюсь непонятно в какую эпоху, непонятно в какой стране, непонятно в каком облике. То есть только лет через тридцать я вдруг спохватываюсь, что где-то за тридевять земель меня ждет (если ждет) близкий человек. И вот я являюсь к почтенной матроне: "Bonjour, Madame, comment allez-vous? Случайно меня не припоминаете?" Разумеется, среди слабого пола бывают любительницы острых ощущений, но, думаю, несколько иного рода.

Кстати, о родах. Каролина, которую Диса родила в Тронхейме, вполне могла оказаться моей дочерью. У меня в голове иногда всплывает трогательная сцена: Диса спускается по ступенькам собора с очаровательным младенцем на руках, запеленутым в розовое одеяло с белыми кружевами.

...В конце 1896 года в Стокгольм вернулся граф Алекс Валленберг, молодой американский офицер, сын знаменитого полковника Карла Валленберга, доблестно сражавшегося в армии генерала Шермана во времена гражданской войны в Штатах. Титулованного гостя с охотой принимали в знатных домах. Однажды граф вычислил, что его приглашают в дом, хозяйка которого может оказаться дочерью баронессы Рапп. Граф бегом бросился в порт и сел на пароход, отправляющийся во Францию. Увидеть свою дочь сгорбленной, шамкающей старушкой - помилуйте, это за пределами человеческой психики! Между прочим, в тот раз во Францию я попал после восьмидесятилетнего отсутствия. Мудрая Система планировала мне очередное место жительства там, где не было никакой вероятности встретить своих отпрысков (если такие имелись) и где я не был бы подвластен родственным сантиментам.

"Я одинок. Средь волн морских корабль меня несет. Зачем мне думать о других? Кто обо мне вздохнет?" Дело прошлое, но тогда во Флоренции лорд Байрон мне не понравился. Богатый сумасброд, с жиру бесится, жаждет сочинить себе биографию. Подкинуть ему парочку моих? А ведь было что подкинуть. Все, кроме капрала Дюпона, полагали, будто я на севере Норвегии, а я в ту же ночь, расставшись с четой Бернадотов (отныне - королевской четой), сменил карету, домчался до Мальме, пересек на рыбацкой лодке пролив и из Копенгагена на перекладных через всю Европу - до Италии. Зачем понадобилась такая авантюра? Затем, что авантюрой было ехать туда, где меня могли ждать. Тогда мной руководила еще не Система, а здравый смысл. Отречение от престола - слишком рискованный шаг, и за благородные поступки, как правило, наказывают. Спустя несколько месяцев мне сообщили, что капралом Дюпоном никто не заинтересовался, и я понял: можно спокойно возвращаться в Норвегию, можно доверять королю.

Адрес во Флоренции я выбрал не случайно. По агентурным сведениям, там, в одной неприметной кафетерии, собирались бывшие офицеры Великой Армии, выброшенные на итальянский берег, как матросы после кораблекрушения. Местная полиция вынюхивала заговоры карбонариев, а на ностальгически настроенных старых вояк смотрела снисходительно. Идеальное место, чтобы залечь на дно. В кафетерии меня узнал лишь один человек и тут же подсел ко мне за столик. Мы беседовали вполголоса:

- Кто вы теперь, маршал Бернадот?

- Граф Карл Валленберг. А вы, маршал Ней?

- Итальянский негоциант Микаэль Тампорелло. У меня здесь прибыльные магазинчики и фабрики. Я не задаю вам вопросов. Если вас занесло в это захолустье раннего Возрождения, значит, так нужно. Я все помню... граф. Услуга за услугу. Располагайтесь в моем доме как в своем собственном.

Синьор Тампорелло ввел меня в круг избранных отставников и в курс событий на Средиземноморье, о которых, признаться, я имел слабое представление. Поэтому, когда в кафетерию заявился сэр Джордж Гордон Байрон, я смог ему подробно объяснить положение в Греции:

- Милорд, борцы за независимость ненавидят турок, но в первую очередь ненавидят друг друга. Дело кончится гражданской войной и иностранной оккупацией. Милорд, в Греции вы ничего не поймаете, кроме сифилиса или пули в лоб.

Грубо, конечно. Надо отдать ему должное: милорд не обиделся, воспринял это как солдатский юмор.

Время расставило свои акценты. Мои прогнозы были отчасти верны. Байрон погиб, Греция пережила гражданскую войну и оккупацию египетской армии, однако в итоге милорд оказался прав. Греция добилась независимости, Джордж Байрон вошел в историю как герой борьбы за освобождение, а я на старости лет могу хвастаться: мол, мне посчастливилось разговаривать с Великим Поэтом.

"Мой пес, быть может, два-три дня повоет, и тот, другим накормленный, меня укусит у ворот". Лорд Байрон имел в виду себя, а получился мой портрет. Призрачный корабль переносил из эпохи в эпоху вечного странника. Ни жен, ни детей, ни собак, ни кошек. Никакой живности. Никто не вспомнит, зато никто и не укусит. Классическое одиночество. Специфическое одиночество, как правило, в большой мужской компании. Опять крутанули штурвал, и отчетливо проступили зеленые холмы, обветренные каменные ущелья, высокие водопады. Южная Африка, англо-бурская война, третий не прикуривает. Британский журналист, юный сноб и спортсмен (про него рассказывали, что в Кейптауне он не пропускал ни одной бабы), некий Уинстон Черчилль мне объяснил: "Первый прикуривает - бур берет винтовку. Второй прикуривает - бур целится. Третий прикуривает - бур стреляет". (Странно, почему сейчас в Америке не применяют это радикальное антитабачное средство?)