Он поглядел вверх, на владелицу Хайбери Хаус, широко раскрытыми глазами как если бы только что осознал, что то представление, которое он тут устроил, собрало публику. Вероятно, он никогда не слыхивал, чтоб миссис Саймондс говорила как-либо иначе, чем тихим голосом, как подобает леди, этим голосом она могла и словно бы погладить, и словно бы отшлепать.

Миссис Саймондс положила ладонь на плечо Бобби и начала полу-приседать, покуда практически не встала на колени: — Ты возьмешь себя в руки, поднимешься с полу и извинишься перед отцом Билзоном. За что извиняться, знаешь?

— Я вопил, — сказал он тихо.

— Ты вопил в церкви. Это неприемлемое поведение. Ты понимаешь?

Он кивнул, а Стелла смотрела, как он подымается с полу.

Его матроска была испачкана, вокруг его глаз были красные круги, но он стоял на ногах, и это было больше, чем то, чего Стелла была способна добиться.

— Мне жаль, отец Билзон, — сказал Бобби викарию, который стоял, скрестив руки на груди.

— Я принимаю твое извинение, молодой человек. У всех из нас бывают моменты, когда мы поддаемся слабости, но мы с этим должны бороться, — сказал отец Билзон.

— Теперь, скажешь ты мне, почему ты бился в истерике? — спросила миссис Саймондс.

— Он был…

— Робин, этот вопрос был не к тебе, — сказала миссис Саймондс, даже не взглянув на своего сына, хотя он подошел и встал перед с ней.

— Я голодный и куртка мне жмет и мне жарко и …

Миссис Саймондс подняла руку, жестом призвав к молчанию: — Думаю, я достаточно уяснила ситуацию. Боюсь, тебе придется мириться со всеми этими неудобствами до тех пор, покуда мы не окажемся дома. Ты сможешь быть храбрым мальчиком и сделать это?

Еще один кивок.

— Хорошо, затем иди со своей тетей и она присмотрит, чтобы это все было улажено, — сказала миссис Саймондс.

Когда ее нанимательница выпрямилась, Стелла стиснула зубы и пробормотала спасибо.

— Меня благодарить не за что, — сказала миссис Саймондс.

— Вы сделали так, что он перестал реветь, — сказала она.

Миссис Саймондс сдержанно улыбнулась ей: — Вопрос не в том, чтобы остановить детский плач. Зачастую это вопрос того, чтобы услышать, что же это такое, чего дети хотят. Если они голодны, скажите им, что они бдут накормлены. Если им жарко, дайте им знать, что скоро они будут там, где прохладно. Бобби мальчик умненький. Он понимает эти вещи, но ему всего 5 лет.

— Я буду следить за тем, чтобы он не мешался во время свадебного застолья, — сказала Стелла.

Миссис Саймондс махнула рукой: — Там он заскучает еще сильнее, чем здесь. Отошлите его играть с Робином. Они умеют друг друга развлечь.

Стелла помялась, но кивнула. Она обязана была закончить готовить свадебный завтрак — и в этот день, самый знаменательный изо всех дней, не годится ей отказываться принять то добро, которое для нее делают.

Когда Диана впервые встретилась с Синтией Саймондс, то была уверена, что ее будущая золовка — само совершенство. Не будучи писаной красавицей, миниатюрная, хрупкая сестра Мюррея была пепельной блондинкой, а ее персиково-сливочная кожа, казалось, никогда не знавала никаких несовершенств. Синтия свободно изъяснялась на четырех языках и могла с любым собеседником, будь то граф или дипломат, вести разговор красноречиво и выразительно. Она была необыкновенно начитанной. И даже когда во время охоты с гончими она скакала верхом, ее одежда сохраняла свой лоск, а лицо ее не утрачивало нарочито бесстрастного выражения. В церковь она ходила, но не слишком часто. Она флиртовала, но лишь самую малость. Она была в точности такой, какой следует быть леди.

Возможно, именно поэтому, Диане было столь отрадно наблюдать, как тот идеальный внешний образ, который выстроила для себя Синтия, — так сказать, ее фасад, — начал идти трещинами. Началось это, когда мать Синтии и Мюррея сбежала в Африку с мужчиной, своим нынешним мужем, даже толком не попрощавшись со своими детьми. Эти мать Мюррея лишилась своих прав на Хайбери Хаус. Диана была очевидцем того момента, когда Синтия узнала, что эта семейная собственность перейдет Мюррею, и Диана видела, какой завистью полыхнул тогда взгляд ее золовки.

Затем, однажды на какой-то вечеринке, Диана осознала, что Синтия выезжает вот уже несколько Сезонов кряду, однако все реже и реже обнаруживает, что ее ангажировали на танец. Та ее помолвка с сыном барона, в 1936-м, так и не была претворена в жизнь. Затем, весной 1939-го, вышел закон о всеобщей воинской повинности и все те молодые мужчины, что когда-то флиртовали с единственной дочерью Саймондса, отправились на призывные пункты, чтобы, пройдя комиссию, стать британскими офицерами.

После этого Синтия изменилась. Страна вступила в войну, война коснулась всей нации, и у Синтия, казалось, за одну ночь, полностью поменялась цель в жизни — отныне она уже не стремилась замуж, а готова была теперь все отдать для победы. В этой своей новой страсти она стала чуть-ли не диктатором, закоснев в своем твердом намерении выиграть эту войну из Хайбери Хаус. Это, а также упрямство самой Дианы, не намеренной ничего менять в своем доме, стало теми двумя искрами, которые подожгли бикфордов шнур раздора, что вспыхнул тогда меж ними.

Однако сейчас, сидя за праздничным столом, Диана внимательно наблюдала за золовкой, державшей в руке бокал купе, — на лице у нее была благостная улыбка, вызванная и выпитым шампанским, и самим свадебным завтраком, которым они только что в полной мере насладились.

— Знаешь, я и забыла совсем, каков вкус шампанского, — сказала Синтия, подымая свой бокал.

— Твоя правда.

— Это вкус счастья, — сказала Синтия.

К своему изумлению, Диана поняла, что невозможное, оказывается, вполне возможно, — не пробило еще четыре, а Синтия уже опьянела.

— Это Боллинджер, специально для тебя, — сегодня Диана вновь отперла винные подвалы и этот ее жест щедрости заставил прижимистую миссис Диббл выглядеть в точности так, словно ее тошнит. Но что это за свадьба, на которой нечем было бы поднимать тосты? мисс Аддертон сделала все, что было в ее силах, чтобы приготовить вкусные блюда из имевшихся продуктов, но было никуда не деться от того факта, что пищевое нормирование все еще в силе. Потому отворить ради праздника практически не початый винный погреб было хорошей идеей.

— Невеста выглядит мило, — сказала Синтия, искоса поглядев в сторону новоиспеченной миссис Гастингс.

— Невесты всегда миленькие в день своей свадьбы. Такое правило, — сказала Диана.

— Ты была очаровательна.

От этого комплимента Диана чуть было со стула не упала, спасло ее лишь самообладание, достигнуто долгими тренировками: — Спасибо.

— Помню, я все думала тогда, какая ж ты красавица и какой красавец мой брат. А еще про то, как это все же странно, что вы, такие оба, да и женитесь.