Едва въехав в широкие ворота, ведущие во двор, Герик принялся подпрыгивать в седле и завывать по-волчьи, так что конь под ним забеспокоился и заплясал. Его люди вторили предводителю. Эмме стало жутко, словно она попала в царство оборотней. Из всех углов несло тлением, прямо у ворот громоздилась куча навоза. На фоне светлого неба посреди двора отчетливо вырисовывалась оскаленная человечья голова, надетая на острие пики. Борода в сосульках запекшейся крови, сморщенная желто-синяя кожа. Теплый ветер шевелил пыльные, свалявшиеся пряди волос. При виде ее Герик захохотал, сорвал с шеста, звучно чмокнул в губы, а затем, словно играя в мяч, подбросил и поймал. Эмма в ужасе отвернулась. Лаяли, натягивая цепи, огромные черные псы. Викинги подняли неимоверный грохот, колотя оружием о щиты, приветствуя возвратившихся. Отряд окружили, засыпали воинов вопросами. Герик отвечал, и его ответы, видимо, пришлись по душе воинам. Они заголосили, и еще яростнее загремели щиты.

Ролло и Эмма оказались в стороне. Собравшихся занимали лишь Герик и то, что он сообщил. Ролло перекинул ногу через холку и неторопливо сошел с коня. Затем осторожно опустил на землю девушку.

– Если хочешь остаться невредимой, не забывай, что ты невеста моего брата.

Эмма ничего не ответила, продолжая осматриваться. Некогда мощеный двор теперь походил на раскисшее болото. Плиты ушли в зловонную жижу, сквозь них проросли крапива и чертополох. Здесь же бродили свиньи, а какие-то лохматые, мрачного вида люди вилами выгребали навоз из ближнего хлева. Строения в основном были деревянными: риги, амбары, длинные кладовые из грубо отесанных бревен, жилые постройки с высокими кровлями, с вырезанными на коньках оскаленными драконами. Только стена и старые башни были сложены из камня. Башни казались темными гигантами. Одна из них была наполовину разрушена и стояла в низине, с двух сторон окруженная водой. Зато другая находилась неподалеку от входа, и хотя ее фундамент был покрыт мхом, а по стенам вился плющ, кровля была новой, а окна закрывали ставни из светлого дерева.

Оглянувшись, Эмма увидела, как по крутым ступеням длинного строения, примыкающего к башне, тяжело спускается седоусый, еще крепкий норманн. Одна рука его, сухая и искривленная, висела вдоль туловища, ноги на франкский манер были перевиты ремнями, расшитая на рукавах золотом зеленая туника вся в пятнах и обтрепана по краям, а длинные седые волосы, словно корона, стягивал широкий обруч с грубо шлифованными пестрыми каменьями. У него были такие же зеленые, как и у Герика, глаза и крючковатый нос. Старик усмехнулся, обнажив стертые гнилые зубы, и обнял одной рукой подошедшего к нему сына. Викинги вокруг зашумели. Герик что-то сказал, и тот громко захохотал. Затем Герик указал на Ролло. Старик застыл, злорадно усмехаясь, и торопливо сошел с крыльца. Ролло возвышался над ним почти на голову, и старый норманн глядел на него снизу вверх. Среди злорадно пересмеивающихся данов Ролло так выделялся своей статью и держался с таким достоинством, что Эмма ощутила нечто похожее на гордость за него. Когда один из воинов Герика попытался его подтолкнуть, Ролло лишь слегка повернул голову, и дерзкий попятился, стараясь затеряться за спинами соотечественников.

После этого Герик, старый викинг и Ролло поднялись на крыльцо и вошли в дом, причем Ролло так ни разу и не оглянулся на Эмму. Она осталась стоять посреди двора, испуганно озираясь. Только теперь норманны обратили все свое внимание на нее, разглядывая с жадным любопытством и откровенной похотью. Она ничего не понимала в их речи, хотя порой они обращались к ней и на ее языке. Ее опять охватывал ужас, обступившие ее даны казались дьяволами, дикарями. Эмма чувствовала, что еще мгновение – и она с криком кинется следом за Ролло. Наконец сквозь толпу к ней пробралась рослая мужеподобная женщина с волосами, скрытыми ярким покрывалом, стянутым узлом на затылке. Враждебно оглядев Эмму, она сделала ей знак следовать за нею.

Они прошли в башню по узкой, спрятанной в толще стены лестнице, миновали несколько пролетов и оказались в верхнем помещении. Эмма огляделась. В стене были прорублены два длинных узких окна, закрытых ставнями с рядами круглых, затянутых бычьим пузырем отверстий, скупо пропускавших дневной свет. Обстановка, насколько можно было судить в полумраке, была довольно богатой: длинные скамьи, покрытые расшитыми покрывалами, в нише стены – турьи рога, оправленные в серебро. Широкое ложе с поднятым изголовьем по углам было украшено резными столбиками и покрыто светлым мехом северного волка. В его изножии возвышался великолепный сундук, покрытый резным орнаментом и отделанный костью. Пол из необожженной глины, сквозь которую местами еще проглядывают остатки прежней великолепной мозаики. Стены, некогда выбеленные, теперь потемнели, а над золочеными светильниками виднелись пятна жирной копоти. Подняв голову, Эмма увидела развешанные на толстых балках под сводчатым потолком овчины. Воздух в помещении был тяжелым и спертым.

Приведшая Эмму женщина прошла в глубь помещения и с кем-то заговорила. Только теперь девушка увидела, что в резном кресле близ холодного очага сидит обложенная подушками женщина. Когда она поднялась, то оказалась безобразной, опухшей от водянки старухой. Одета она была так же, как и та, что привела Эмму, – в платье с длинными рукавами, поверх которого накинут длинный прямоугольный передник, соединенный лямками через плечи с таким же передником на спине. Две драгоценные нагрудные застежки крепили передник к платью над грудью, с одной из них свисали на цепочках мелкие предметы, позвякивающие при всяком движении, – ключи, гребень, маленький нож. Обе женщины держались властно и с достоинством, а к Эмме выказывали брезгливое любопытство. Когда старуха что-то сказала, Эмма увидела, что у нее остался лишь один нижний зуб, словно у ведьмы. Однако, когда та приблизилась к ней, девушка с удивлением почувствовала исходящий от нее сильный аромат благовоний. Взгляд у нее был суровый и оценивающий.

– Я невеста Атли Нормандского, – осмелилась произнести Эмма.

– Невеста! – повторила старуха по-франкски. – В каком хлеву они тебя нашли? Хотя, если тебя отмыть… Атли Нормандскому боги не дали сил, зато он получил от них внимательные глаза и светлую голову. Этот щенок всегда знал, что следует выбирать.

Она опять что-то проговорила по-скандинавски. Ее товарка вышла и вскоре вернулась с несколькими женщинами, имевшими вокруг шей медные обручи рабынь. Они внесли обитую медью деревянную лохань и несколько кувшинов с горячей водой. Едва осознав, что от нее требуется, Эмма мгновенно выскользнула из грязного платья и опустилась в душистую теплую воду, куда женщины добавили листьев вербены, едва не мурлыча от удовольствия.

Старуха, опираясь на клюку, бродила вокруг растирающих пленницу рабынь.

– Невеста Атли! Хо! Может, это и так. Но этот щенок Атли, как и мой Герик, тоже, видно, предпочитает христианок дочерям Одина. Хотя есть и резон – ведь на своих-то руку не поднимешь, они потомки богов Асгарда. Герик, уж если считать, пять раз был женат, и все на христианках. Сейчас ему тоже нужна жена. Пожалуй, он решит оставить тебя, ибо все его христианские сучки рожали ему одних дочерей. Стыдно сказать – у такого героя, как Герик! Видит Фригг, если бы он не был столь могущественным и богатым ярлом, способным прокормить сотню бесполезных ртов, то уж лучше бы мы отнесли их в лес на растерзание зверям. Я-то сама Гвармунду рожала одних сыновей. Из них вышли герои, хотя ни один и не стал берсерком, как мой младший. И все равно я уверена, что никто из моих шестерых не минует встречи с великим Одином в Валгалле!