ногами храмовников. Смотрел, с трудом сдерживая рвущийся наружу отчаянный крик, и ждал… Ждал, не смея отвести глаз, пока воины продолжали гибнуть.

Когда бездыханные тела устлали землю под ногами сражавшихся, а число погибших уже исчислялось десятками, он не выдержал. Горячие слезы безостановочно катились по щекам. Он чувствовал последний вдох, последнее слово каждого, навеки ушедшего в этот день.

Достаточно, этого должно быть достаточно…

Руки сами взмыли вверх, это было легко, как дышать. И за руками устремились души. Они вставали из изломанных тел, невредимые, сияющие, и выстраивались в строй, а выжившие отступали.

А потом еще десятки, сотни призрачных тел возникли за их спинами, будто из ниоткуда. Сначала Газарт подумал, что сошел с ума – сегодня на поле боя не умирало столько людей! А сияющее войско все прибывало и прибывало, и он потерял ему счет.

– Отец! – вскрикнул молодой король и чуть не рванул вперед, забыв обо всем. Его за руку удержала Адалия.

А Газарт чудом различил в гуще боя Эрика Дорс Велена, человека, впервые поведавшего ему о проклятии Эрин. Весь древний род Веленских графов был здесь. Вот мелькнуло лицо старшего брата Рида, поношенная мантия Альберта, горящие глаза Ямана Сакра. Все больше и больше знакомых лиц он выхватывал из толпы – мертвые вернулись, чтобы встать на защиту живых.

И их лица больше не были усталыми, потерянными, отчаявшимися – такими, какими запомнил их Газарт, какими он видел их десятки лет подряд. Теперь ему казалось, будто они действительно ожили. И не важно, что ждало их впереди – перерождение, неизвестность или небытие, – они наконец-то были свободны! Свободны и вольны биться с врагом за самое важное, что было во всех мирах. Бороться за саму жизнь и тех, кто был им дорог.

Граф Рикон Дорс Велен поднял руку, и словно из самих солнечных лучей в ней соткался сверкающий меч. А за ним сотни и сотни таких же мечей взмыли вверх, и свет их почти ослепил.

– Кокона больше нет, и души пришли сражаться, – у правого плеча возникла Эрин. Она сжала его руку, возвращая надежду, придавая сил еле дышащему телу.

А впереди билось многотысячное неуязвимое воинство, уже не принадлежавшее материальному миру. Смертоносное, которое не могло проиграть. Потому что проигрывали люди, а не самые светлые стремления их душ.

Сияющий отряд без жалости уничтожал врага, и все поле покрывалось телами. Эту битву не забудут никогда, а свежая трава не пробьется на этих землях…

Орден Божественного Сияния умирал с тем же мелодичным гулом молитвы на губах, с каким шел в бой. С каждой минутой он становился все тише, умолкал, потому что живых губ не оставалось. А вся армия Авелора замерла, с благоговейным ужасом ожидая победы.

– Карательницы больше нет, – хладнокровно произнесла Эрин, но ее взгляд был прикован к призрачному строю. Где-то там сражался ее отец. Даже после смерти граф остался верен долгу и вел за собой войско.

Газарт кивнул и зашелся в очередном приступе кровавого кашля. Он длился так долго, будто грозил стать последним. Но он смог взять себя в руки и выпрямиться. На этот раз ноги держали крепко.

А когда все звуки вдали утихли, сияющие воины молча отсалютовали живым и растаяли в надвигающемся на поле тумане. Мертвая тишина сдавила уши, и долго никто не смел ее нарушить.

Люди победили.

– Не будем затягивать, – прошептал Газарт, взял Эрин за руку, и они исчезли.

Глава 3. Боги Авелора

Безвременье. Внепространство. Место, где размыты границы магии и жизни, небытия и смерти. Срединная точка мироздания, центр всего. Чертоги богов.

Но слепящей белой пустоты больше не было. Будто столп, на котором она держалась прежде, пошатнулся за секунду до окончательного падения. Равновесие было нарушено, и зыбкость этого места доказывала слабость его хозяев. Будто пасмурные облака последней битвы прорвались и сюда, и серый туман окутал недоступную обитель.

– Таали, – шепнул Газарт, не отпуская руку Эрин.

Она кивнула, и рядом с ними возник темный эльф. Его ожесточенный, полный злобы взгляд смотрел сквозь нее. Он десятилетия готовился к этому дню, но боль потери слишком явно точила его изнутри. Поэтому солхари был в гневе.

– Вы нарушили все заветы и приговорены к смерти! – грубый хриплый голос осколком стекла резанул по ушам. И в ответ Таали растянулся в злорадной ухмылке.

– Мерзкие твари, – теплый и мягкий голос пропитался ядом не меньше. – Пришли за властью и бессмертием, но получите лишь свою гибель. Вы не заслужили спасения.

Газарт выступил вперед, укрывая своей спиной союзников.

– Мы пришли изменить мир. Жестоким богам, глухим к чужим молитвам, в нем не место.

– Вы ослеплены собственным сиянием. Давно забыли, зачем нужны боги. И мы приговариваем вас к смерти, – Эрин встала рядом с другом.

И рывком содрала пелену с их глаз.

Перед ними стояли два исполинских воина, укутанные в плащи, скрывающие лица, – один безупречно белый, как снег на горных вершинах севера, второй кромешно черный, как беззвездная ночь. Оба сжимали клинки в руках, с которых капала чужая кровь. Тысячелетиями – только чужая.

– Зарвавшиеся букашки! – хрипло прошептал Хитрец. – Маги – бельмо на глазу мироздания.

– Вы никогда не были достойны дара жизни, – вторил ему Светоч.

Они ударили одновременно.

И в тот же миг из-за спин скользнул Таали. Сотни д’аари окутали его руки как доспех. Безоружный, он протянул их вперед, встретив оба клинка.

Крошечные светлячки мертвым градом осыпались вниз, а на их месте тут же возникли новые. Эльф устоял.

– Мы убили вашего палача, – громко объявила Эрин.

– Мы разрушили вашу последнюю опору, – продолжил Газарт. – Кокона больше нет, и все души свободны.

Его слова прозвучали как гром. Несуществующий пол под ногами пошатнулся. Светлый и Темный воины замерли, не повторив удара.

– Мы принесли смерть к вам, – закончил Таали. И д’аари с его рук рванули вперед, умирая на двух клинках. Темные путы сорвались вслед за ними, уничтожая орудие богов.

И вперед выступила Эрин. Ей не нужны были клинки, чтобы вершить свой суд. Двое спутников коснулись ее плечей, наполняя своей силой, умножая ее.

Она почувствовала свет и надежду, волной захлестнувшие душу. Эйфорией запевшие внутри. Жертвенность, самоотверженность, человечность, милосердие. И бесконечная воля к победе, к торжеству добра стала неумолимой. Правильный путь, предназначение.

Она почувствовала тьму, поглотившую ее. Саму Бездну, раскрывшую внутри свою зловонную пасть и жаждущую новых жертв, новых сил, новых свершений. Все барьеры и рамки морали были уничтожены.

Она ощутила противоборство, нескончаемую войну двух противоположностей. И смогла остаться посередине. Незримым судьей,