сказать, виде. Нагрузки, которые он мне давал, были не просто высокими, а запредельными. Но я нашел выход — пока на земле еще лежал снег, выжрал всю траву в парке. А когда ее не стало, я по дороге в корпус теперь проходил под стеной, и Эмма выгрызала из ее основания все, что могло хоть как-то помочь укрепить организм и повысить его устойчивость к сумасшедшим нагрузкам.

Недавно начавшаяся стройка на месте бывшей библиотеке мне в этом, кстати, очень помогла. В учебных классах Эмма не могла вот так просто поедать электронную начинку в приборах, вскрывать провода и воровать оттуда ценные микроэлементы. А вот из горы мусора, которая образовалась после того, как библиотеку снесли, можно было брать что угодно.

И мы брали. Столько, сколько вообще могло вместить мое иссохшее от нагрузок тело. Брали из воздуха, из земли, из воды… я даже пол у себя в комнате начал портить, чтобы Эмме было чем укреплять суставы и готовые трескаться от напряжения кости.

С ударами новый учитель не осторожничал — бил так, что у кого помельче могли бы и переломы случиться. А я пока справлялся. Да еще и связки велел Эмме дополнительно укрепить, а то в последнее время мне все чаще стало казаться, что они вот-вот лопнут.

К концу арэя я вымотался до такой степени, что уже не соображал, где я, что происходит и какой сегодня вообще день. На уроках отвечал машинально, благо Эмма подсказывала ответы. Между жилым корпусом, столовой и полигоном курсировал исключительно на автопилоте. В сторону Босхо даже не смотрел. Редкие насмешки игнорировал. От занятий по основам магии меня, слава богу, освободили, но облегчения это не принесло — я неумолимо скатывался в состояние непреходящей апатии и все меньше обращал внимания на то, что происходит вокруг.

Создавалось впечатление, что я, как та гусеница, свил для себя незримый кокон и все больше отгораживался им от реальности. Они были там, я здесь. И между нами все быстрее росла невидимая стена, которую я строил, сам даже не понимая для чего.

Обследования, правда, я все еще проходил регулярно, хотя со временем и эти результаты перестали меня интересовать. Есть прогресс — ладно. Нет — ну и черт с ним. Неподдельное беспокойство лэна Нортэна я уже давно воспринимал как простой, пусть временами и настойчивый фон, а в случае чего просто посылал его к наставнику, потому что это была его идея. И его старикашка. Вот ему, если что, и отвечать.

В какой-то-то момент я также понял, что мне уже все равно, перейдет ли мой дар на следующую ступеньку или нет. Смогу ли я попасть на соревнования или же старик уморит меня до того, как наставник подаст заявку на участие.

Я даже самого старика ненавидеть перестал, вот что самое непонятное. А с некоторых пор воспринимал его как необходимое зло, поэтому изо дня в день, как робот, перся на полигон, послушно переодевался, выходил на ристалище и, поклонившись, уже ни о чем не думал, а просто ждал, когда меня в очередной раз будут пытаться убить.

В один из таких дней я перехватил тревожный взгляд лэна Даорна, но и ему почти не придал значения.

— Учитель… — заикнулся он было вслух. Но мастер Даэ лишь сделал выразительный жест, и лэн директор умолк, так и продолжая следить за мной настороженным взглядом.

Я даже не удивился тому, что, оказывается, лэн директор не просто нашел для меня учителя, а с рук на руки передал своему собственному, как оказалось, наставнику. Сейчас и это было уже неважным. Просто потому, что я, по-моему, уже перешел через ту грань, когда мог на что-то реагировать или чему-то удивляться.

В этот день, насколько я помню, мы толком даже не закончили спарринг. К тому времени, как мастер Даэ перешел к своим обычным приемам, я превратился в бездумную куклу, которая все делала машинально, зато, как ни странно, делала почти без ошибок.

В этот день старик так и не смог бросить меня на землю.

Я даже оплеух от него почти не получил.

Больше скажу, я вдруг начал предугадывать его маневры. Начал понимать, что за удар сейчас последует и почему. Не знаю, то ли предвидение, то ли прозрение… но я действительно откуда-то знал это. Чувствовал. Как чувствовал и то, что с моим даром что-то не так.

Это знание пришло ко мне внезапно. Как откровение, прозрение, предвидение… не знаю даже, как объяснить. Но я вдруг почувствовал его. Не просто увидел, а ощутил, что мы и впрямь едины: дар родился внутри меня, он с самого начала был моей частью. Как рука, нога. Как сердце, которое в это самое время вдруг начало стучать с перебоями.

Я даже не понял, что именно сделал, однако настойчиво пытающийся меня добить учитель внезапно начал мне мешать. Укусы его магии постоянно раздражали и не давали сосредоточиться, чтобы до конца понять, что же именно со мной происходит.

Когда его кулак в очередной раз оказался в опасной близости от моего лица, я перехватил его, намереваясь завершить его атаку броском и, соответственно, поражением. Однако даже такое движение не могло выбить меня из обретенного состояния равновесия, поэтому я не довел прием до конца, а просто отпустил чужую руку и отступил в сторону.

— Учитель!

— Нет, Ноэм! Стой! — словно откуда-то издалека донесся до меня жесткий голос учителя. — Не вздумай ему мешать! Ноэм, ты слышишь меня? Не лезь!

Я нахмурился и отключил слух, чтобы даже чужие голоса меня не отвлекали. Потом, прямо чувствуя, что это необходимо, отгородился от всего мира полностью. Проще говоря, достроил до конца ту самую стену, которую начал создавать несколько недель назад. А дар, уловив мое желание, выстроил поверх нее еще одну, надежно отделив меня от остального мира, после чего во мне поселилось состояние необычайного, удивительного, воистину бесконечного покоя.

Отринув все, что мне казалось ненужным, я прямо там же, на ристалище, сел на землю и, приняв позу лотоса, закрыл глаза.

Зачем? Почему?

Тогда я не отдавал себе отчета.

Мне просто хотелось тишины. Возможности остаться одному. Для чего? Наверное,