В начале сентября 2004 года Ли, Арчи и Изабелла вместе с Жаклин, теткой Арчи, поехали на V музыкальный фестиваль. Перед отъездом из дома, вспоминает Арчи, Ли употребил несколько дорожек кокаина. К тому времени, как они попали на фестиваль, Маккуин начал выказывать признаки беспокойства. Судя по снимку, сделанному на фестивале, дизайнеру было не по себе, и взгляд у него расфокусированный. Ли не нравилось, что Изабелла так быстро подружилась с Жаклин, которая шутила: она кое-чему научит свою новую подругу, например, научит ее привлекать и удерживать мужчин. Более того, Маккуин так ревновал, что впоследствии отрезал Жаклин на всех фотографиях. «Кроме того, он очень ревновал меня к моей дочери», – вспоминает Арчи. Когда Арчи уезжал повидаться с дочерью, Ли до тех пор донимал его звонками и текстовыми сообщениями, пока его бойфренд не возвращался домой. «Он хотел, чтобы я встал и заорал во всеуслышание, что я – партнер Александра Маккуина… Но тогда я не мог так поступить, потому что не хотел, чтобы из-за этого мою дочь преследовали или дразнили».[865]

В профессиональной сфере Маккуин процветал. В сентябре 2004 года новым исполнительным директором компании стал Джонатан Экройд из Harrods. Маккуин считал его «по-настоящему хорошим исполнительным директором, который находится со мной по одну сторону баррикад».[866] Ли сообщил о своем желании проводить больше времени в Нью-Йорке; ему выделили офис в здании Gucci. Повинуясь капризу, Маккуин снял на год дорогой особняк в Уэст-Виллидж, «но провел там всего неделю, а потом вернулся в Лондон», – говорит его приятельница Сью Стемп, которую он нанял на работу в манхэттенском филиале своей компании.[867] «Лондон тянул его назад; он понял, что не хочет находиться в Нью-Йорке, – сказал Керри Юманс. – С ним получилось примерно так: «Что мне делать, чтобы заполнить эту дыру?»[868]

Одной из причин, почему Маккуин не захотел остаться в Нью-Йорке, стало знакомство с очередным мужчиной. Осенью 2004 года он познакомился в Лондоне с тем, кто, как он считал, способен изменить его жизнь. Как-то вечером Маккуин пошел в Barcode в Сохо, тот же гей-бар, где он познакомился со своим бывшим бойфрендом Ричардом Бреттом, и разговорился с Гленном Эндрю Теу, красивым 34-летним австралийцем с бритой головой и висячими усами. Они выпили, пошли еще в один бар, а потом вместе поехали в Хакни, к Ли домой. «Он взял у меня номер телефона и где-то через неделю позвонил, – вспоминает Гленн, который в то время работал в баре. – Одна ночь превратилась в две и в три – и вот я собрал свои вещи и переехал к нему».

Роман начинался неплохо: обоим нравилось готовить и проводить время в домике в Фэрлайте – за городом, по словам Гленна, Ли «становился другим человеком», – и гулять у моря с собаками. «Роман был бурным», – утверждает он. Однажды Ли и Гленн пошли в тату-салон и набили инициалы друг друга – Маккуин сделал татуировку (буквы Г. А. Т.) синей тушью на внутренней стороне запястья, а Гленн попросил набить ему буквы Л. А. М. красной тушью на внутренней стороне предплечья.

Однако вскоре отношения начали портиться из-за паранойи Маккуина. Ли постоянно выяснял у нового бойфренда, как тот к нему относится, а однажды, уехав в Нью-Йорк, Ли нанял частного детектива для слежки за Гленном. «Стоит паранойе проснуться, как она начинает разрушать, – сказал Гленн. – Помню, однажды, вскоре после того, как мы начали встречаться, мы пошли на прием, где были братья Чепмен и Вивьен Вествуд. Неожиданно он взвился и уехал домой, а когда я вернулся, он выгнал меня на улицу, потому что решил, что я запал на другого парня».

Их отношения продолжались три года, но часто случалось, что Маккуин вышвыривал Гленна из дому посреди ночи. После такого они не виделись месяцами, но потом их снова тянуло друг к другу. «Все было ужасно непостоянным, – говорит Гленн. – Почти как пристрастие к наркотикам. Мы никак не могли оставить друг друга в покое, но наше влечение было пагубным».

Однажды Ли сказал Гленну, что они идут за покупками, – он хотел, чтобы бойфренд купил ему подарок. «Он повел меня в Boucheron [ювелирный магазин на Бонд-стрит. – Э. У.] и хотел, чтобы я купил ему кольцо с бриллиантом на мизинец, которое стоило 2500 фунтов. Он знал, что денег у меня нет; чтобы купить кольцо, мне пришлось взять кредит… То же самое произошло, когда он снял для нас отель на Фиджи. Сказал, что, если я не оплачу свою долю, которая составляла 3000 фунтов, я не поеду, а если я не поеду, значит, между нами все кончено. За то время, что я провел с ним, я накопил огромные долги по кредитной карте. Для него я был дичью, я все время должен был доказывать, что люблю его».

Отношения подпитывались их общей любовью к наркотикам. «Он ненавидел мир моды за то, что там его познакомили с кокаином», – считает Гленн. Кокаин был везде – в студии Маккуина, когда он работал, иногда в ресторанах, во время ужина, и дома, на Кадоган-Террас. Потом они мешали наркотик с алкоголем и сильнодействующим снотворным; такой коктейль врачи считают особенно вредным и опасным. «Иногда мы не вылезали из спальни по два дня кряду, это было безумие, – вспоминает Гленн, который больше не прикасается к наркотикам. – Для него наркотики стали способом бегства».[869]

Несмотря на постоянные запои и загулы, коллекции Маккуина становились все лучше и лучше. Он постоянно обращался к кинематографу как к источнику вдохновения. Фильм Питера Уира 1975 года «Пикник у Висячей скалы» об исчезновении группы школьниц с учительницей вылился в коллекцию It’s Only a Game («Это только игра»), в которой критики отмечали «его характерный отточенный крой и кукольные силуэты». Маккуин показал коллекцию в Париже 8 октября 2004 года. Финальная часть показа, тщательно поставленная хореографическая миниатюра, изображающая игру в «живые шахматы», отсылала к фильму «Гарри Поттер и философский камень». Показ заканчивался под песню Элвиса Пресли Suspicious Minds, в которой есть строка: «Мы не можем больше быть вместе». Песня также намекала на стремление Маккуина бежать от действительности.

Ссылки на такие разные фильмы, как «Королева Марго» Патриса Шеро и «Ненависть» Матье Кассовитца, нашли выражение в коллекции мужской одежды Маккуина, которую он показал в Милане в январе 2005 года. А фильм Хичкока «Человек, который слишком много знал» дал название элегантной коллекции, показанной в марте того же года. Влияние на нее оказали и другие фильмы Хичкока – «Головокружение» и «Марни». «Можно без труда представить Дорис Дей, Ким Новак и Типпи Хедрен в серых костюмах от Маккуина, с прилегающими юбками и жакетами, с подчеркнутой талией, или в коротких черных пальто с клиновидной спинкой», – писали во французской прессе.[870] В мае 2005 года Маккуин объявил, что приступает к созданию линии спортивной обуви для фирмы Puma. Одни кроссовки, которые он назвал My Left Foot Bound («Прыжок с левой ноги»), включали слепок с левой ноги дизайнера, видный через прозрачную стельку. «Немного в духе Дэмьена Херста, правда? – спрашивал он. – То есть странновато. Просто «милые» вещи не для меня».[871] В июле он запустил серию сумок, в том числе модель под названием «Новак» в честь кинозвезды, сыгравшей в фильме «Головокружение». В начале 2006 года Маккуин объявил о запуске линии одежды под маркой McQ, более доступной по цене и рассчитанной на молодежь. «Новая коллекция – ответвление от основной линии», – признавался он.[872] Ли всегда тянуло к бунтарям, анархистам и мученикам. В июле 2005 года в программе Today на канале Radio 4 его попросили принять участие в выборе величайшей картины Великобритании. Маккуин назвал картину Поля Делароша 1833 года «Казнь леди Джейн Грей». Королева, правившая всего девять дней, изображена за несколько мгновений до того, как ее обезглавят. Эта же картина легла в основу его коллекции Givenchy в июле 1999 года. По его словам, в этом произведении из Национальной галереи его особенно привлекла тема. «Она производит очень сильное впечатление, очень меланхолична, очень подходит мне по характеру… Джейн изображена в камере лондонского Тауэра, с повязкой на глазах. Ее вот-вот казнят… Цвет просто гениален. Она… похожа на ангела, она неземная. На ней белое атласное платье фасона «герцогиня»; несмотря на то что она вот-вот умрет, она стоит с прямой спиной… Картина довольно тяжелая; хочется запрыгнуть туда и спасти ее… ей сочувствуешь всей душой. Лично для меня картина олицетворяет… правительственный террор, поэтому я считаю, что это не просто красивое произведение искусства. У нее важное политическое значение».[873]