Достигнув укрытия деревьев, она почувствовала облегчение, но теперь ее охватил страх иного рода. Ей показалось, что она снова видит улыбающуюся прозрачную фигуру Дайю в том виде, в каком она появилась в подвале несколько часов назад.

Это был трюк, сказала она себе. Ты знаешь, что это был трюк.

Но она не понимала, как это было сделано, а поверить в призраков, пробираясь вслепую через заросли, крапиву и перекрученные корни, когда треск веток под ногами звучал в ночной тишине не хуже выстрелов, а дождь бил по навесу над деревьями, было слишком легко.

Робин не могла понять, в правильном ли направлении она движется, так как из-за отсутствия проезжающих машин не была уверена, где находится дорога. Она блуждала минут десять, пока справа от нее не проехала машина, и она поняла, что находится в двадцати метрах от периметра.

Прошло почти полчаса, прежде чем она нашла небольшую полянку, вырубленную Барклаем внутри периметра стены с тяжелой колючей проволокой. Приседая, она ощупывала землю, и наконец ее пальцы нащупали что-то неестественно теплое и гладкое. Она подняла пластиковый камень из зарослей сорняков, где он лежал, и дрожащими руками раздвинула две половинки.

Включив фонарик, она увидела ручку, бумагу и записку, написанную знакомым почерком Страйка, и сердце ее забилось, как будто она увидела его лично. Она только успела убрать послание, как услышала голоса в лесу позади себя.

В ужасе Робин выключила фонарик и бросилась на землю в ближайшиие заросли крапивы, закрыв лицо руками, уверенная, что стук ее сердца будет слышен тому, кто ее преследовал. Ожидая окрика или требования показаться, она не услышала ничего, кроме шагов. Потом девушка заговорила.

— Мне п-п-показалось, что я увидела свет.

Робин лежала очень тихо, закрыв глаза, как будто это могло сделать ее менее заметной.

— Лунный свет на проводах, наверное, — сказал мужской голос. — Продолжай. Что ты хотела?

— Я н-н-нуждаюсь в том, чтобы ты м-м-м-меня снова увеличил.

— Лин… Я не могу.

— Ты д-должен, — сказала девушка, в голосе которой слышались слезы. — Или мне придется опять с ним ид-д-дти. Я не могу, Уилл. Я… я… я…

Она начала плакать.

— Шшш! — судорожно произнес Уилл.

Робин услышала шорох ткани и бормотание. Она догадалась, что Уилл обнял Лин, чьи рыдания теперь звучали приглушенно.

— Почему н-н-н…

— Ты знаешь, почему, — прошептал он.

— Меня от-т-тправят в Бирмингем, если я не пойду с ним, а я не м-м-могу оставить Цин, я н-не могу…

— Кто сказал, что ты поедешь в Бирмингем? — спросил Уилл.

— М-м-м-м-мазу, если я не пойду с н-н-н-н…

— Когда она тебе это сказала?

— В-в-вчера, но если я буду расти, то, может быть, она не будет м-м-м…

— О Боже, — сказал Уилл, и Робин никогда не слышала, чтобы эти два слога были более наполнены отчаянием.

Наступила тишина и слабые звуки движения.

Пожалуйста, не занимайтесь сексом, думала Робин, плотно закрыв глаза, лежа среди крапивы. Пожалуйста, не надо.

— Или т-т-ты мог бы с-с-сделать то, что с-с-сделал Кевин, — сказала Лин, ее голос был хриплым от слез.

— Ты с ума сошла? — резко сказал Уилл. — Быть проклятым навеки, уничтожить наш дух?

— Я н-н-не оставлю Цин! — завопила Лин. Уилл снова отчаянно зашикал на нее. Наступило очередное затишье, во время которого Робин показалось, что она слышит поцелуи, скорее утешительные, чем страстные.

Она должна была предвидеть, что кто-то, кроме сотрудников детективного агентства “Страйк и Эллакотт”, может знать о слепой зоне камер и полезном прикрытии леса. Теперь ее безопасное возвращение в общежитие зависело от того, что эта парочка решит делать дальше. В ужасе от того, что кто-то из них может приблизиться к тому месту, где она лежала, потому что другая проезжающая машина, несомненно, обнаружит ее ярко-оранжевый спортивный костюм, ей ничего не оставалось, как свернуться калачиком среди крапивы. Как она объяснит, что на ее чистом костюме остались пятна грязи и травы — об этом она будет думать, когда благополучно выберется из леса.

— А ты не можешь сказать Мазу, что у тебя что-то есть — что это за штука у тебя была?

— Цистит, — всхлипывала Лин. — Она н-н-не поверит м-м-мне.

— Хорошо, — сказал Уилл, — тогда притворись, что ты больна чем-то другим. Попроси показать тебя доктору Чжоу.

— Но в конце концов мне придется поправиться — я не могу бросить Цин! — снова запричитала девушка, и Уилл, теперь уже явно напуганный до смерти, сказал:

— Ради Бога, не кричи!

— Почему бы тебе п-п-просто не увеличить меня снова?

— Я не могу, ты не понимаешь, я не могу…

— Ты б-б-боишься!

Робин услышала быстро удаляющиеся шаги и была уверена, что девушка убегает, а Уилл преследует ее, потому что его голос прозвучал еще дальше, когда он заговорил снова.

— Лин…

— Если ты не собираешься увеличивать м-меня…

Голоса стали неразличимы. Робин продолжала неподвижно лежать в своем укрытии, сердце колотилось, она напрягала слух, пытаясь услышать, что происходит. Пара все еще спорила, но она уже не могла разобрать, о чем они говорят. Сколько времени она лежала и слушала, она не знала. Мимо пронеслась еще одна машина. Наконец, голоса и шаги стихли.

Робин пролежала так еще пять минут, боясь, что пара вернется, а затем осторожно села.

Записка Страйка все еще была скомкана в ее руке. Она сделала несколько глубоких вдохов, затем снова включила фонарь, разгладила письмо и прочитала его.

Четверг, 14 апреля

Надеюсь, там все идет хорошо. Дэв собирается передать это и будет находиться поблизости до субботы, проверяя камень до тех пор, пока ты не напишешь записку. Если ничего не будет, увидимся в воскресенье.

Я встречался с Эбигейл Гловер, дочерью Джонатана Уэйса. Очень интересный материал. Она утверждает, что Дайю была дочерью не Уэйса, а Александра Грейвса. Якобы, когда она умерла, между Уэйсами и родителями Грейвса шла борьба за опеку над ней. Эбигейл была свидетелем и жертвой насилия, а после того, как Дайю утонула, ее лично закрыли в свинарнике голой на три ночи, но, к сожалению, она не хочет давать показания.

Во вторник я встречаюсь с родителями Александра Грейвса. Я дам тебе знать, как все пройдет.

Я все еще пытаюсь найти Шери Гиттинс, девушку, которая водила Дайю в бассейн. Я изучал смерть Дайю, и у меня есть вопросы. Все, что ты сможешь найти, было бы полезно.

Возможно, мне также удастся убедить Джордана Рини поговорить со мной — у Штыря есть приятели внутри.

Литтлджон меня беспокоит. Он не сказал мне, что работал в Паттерсоне 3 месяца, прежде чем перейти к нам. Пытаюсь найти ему замену.

Фрэнки