во вторую обшитую панелями комнату без окон, в которой была разложена холодная еда.

Новое помещение оказалось сравнительно тесным. Дверь в аудиторию была закрыта, что усиливало ощущение клаустрофобии. Пришедших направили к столу, на котором стояли фляги с горячей водой и лимонные дольки. Некоторые новобранцы предпочитали сидеть, прислонившись спиной к стене, поедая бутерброды и попивая горячую воду. Очереди образовались еще у двух дверей, ведущих в туалеты. Робин была уверена, что они провели в аудитории все утро. Девушка с лицом в форме сердца, которая накануне в храме бросила вызов Мазу, сидела в углу, положив голову на руки. Робин беспокоилась за Уолтера, профессора философии, который, казалось, не мог устоять на ногах, его лицо было белым и потным.

— Ты в порядке? — тихо спросила она, когда он прислонился к стене.

— Да, все хорошо, — сказал он, улыбаясь и сжимая в руках свою кружку. — Дух остается сильным!

В конце концов, дверь в аудиторию снова открылась. Было уже темно, люди спотыкались и шептали извинения, пытаясь найти свободное место.

Когда, наконец, все расселись по местам, Джонатан Уэйс снова вышел в центр внимания. Робин была рада видеть его улыбающимся. Она действительно не хотела, чтобы ее еще больше изводили.

— Вы заслужили отсрочку, — сказал Уэйс под облегченным смехом слушателей. — Настало время медитации и песнопений. Займите удобное положение. Глубокий вдох. На вдохе поднимите руки над головой… медленно опустите их… отпустите дыхание. И: Локах Самастах Сухино Бхаванту… Локах Самастах Сухино Бхаванту….

Мыслить во время пения было невозможно, чувство страха, вины и ужаса постепенно уходило, Робин чувствовала, что растворяется в оглушительном пении, которое эхом отражалось от деревянных стен, обретая собственную силу, существующую независимо от певцов, некую развоплощенную силу, вибрирующую в стенах и в ее собственном теле.

Песнопения продолжались дольше, чем когда-либо прежде. Она чувствовала, как пересыхает во рту, и смутно осознавала, что близка к обмороку, но песнопение каким-то образом поддерживало ее, давало силы терпеть голод и боль.

Наконец Уэйс, улыбаясь, объявил окончание, и Робин, несмотря на слабость и некомфортную жару, осталась с ощущением благополучия и эйфории, которые всегда дарили ей песнопения.

— Вы, — тихо сказал Уэйс, — его голос стал еще более хриплым и надтреснутым, чем прежде, — замечательные.

И, несмотря на все, Робин почувствовала иррациональную гордость от одобрения Уэйса.

— Необыкновенные люди, — сказал Уэйс, снова прохаживаясь перед ними взад-вперед. — И вы даже не представляете себе этого, не так ли? — сказал он, улыбаясь, глядя на их вздернутые лица. — Вы не понимаете, что вы такое. Поистине замечательная группа новобранцев. Мы заметили это с момента вашего прибытия. Члены церкви говорили мне: “Они особенные. Возможно, это те, кого мы ждали”.

— Мир стоит на краю пропасти. Без десяти полночь наступает Армагеддон. Противник, возможно, и побеждает, но Благословенное Божество еще не сдалось. Доказательство? Он послал к нам вас — и с вами у нас есть шанс.

— Он уже говорили с вами, используя имеющиеся в его распоряжении средства, сквозь шум материалистического мира. Вот почему вы здесь.

— Но на этой неделе Вы дышали чистым воздухом. Грохот утих, и вы видите и слышите яснее, чем раньше. Настало время для знака от Божественного. Сейчас настал момент, когда вы можете по-настоящему увидеть. Чтобы по-настоящему понять.

Уэйс опустился на колени. Он закрыл глаза. Когда новобранцы смотрели на него, как завороженные, он произнес звонким голосом,

— Благословенное Божество, если Тебе угодно, пошли нам Своего посланника. Пусть Утонувший Пророк придет к нам, сюда, и докажет, что есть жизнь после смерти, что чистый дух живет независимо от материального тела, что награда за служение — жизнь вечная. Благословенное Божество, я верю, что эти люди достойны. Пошли Дайю к нам сейчас же.

В темной жаркой комнате стояла полная тишина. Глаза Уэйса были по-прежнему закрыты.

— Пресвятое Божество, — прошептал он, — пусть она придет.

Наблюдатели издали коллективный вздох.

На сцене из воздуха появилась прозрачная голова девочки. Она улыбалась.

Встревоженная, Робин оглянулась через плечо в поисках проектора, но луча света не было, а стена была сплошной. Она снова повернулась лицом к входу, сердце ее учащенно билось.

У улыбающейся призрачной фигуры росло тело. У нее были длинные черные волосы и длинное белое платье. Она подняла руку и по-детски помахала толпе. Несколько человек помахали ей в ответ. Большинство выглядели испуганными.

Уэйс открыл глаза.

— Ты пришла к нам, — сказал он.

Дайю медленно повернулась к нему лицом. Они могли видеть ее насквозь — Уэйс стоял на коленях позади нее и улыбался сквозь слезы.

— Спасибо, — всхлипывая, сказал Уэйс. — Я опять зову тебя не из эгоистических соображений, ты же знаешь… хотя видеть тебя…

Он сглотнул.

— Дайю, — прошептал он, — они готовы?

Дайю медленно повернулась лицом к толпе. Ее глаза пробежались по новобранцам. Она улыбнулась и кивнула.

— Я так и думал, — сказал Уэйс. — Иди, ну, малышка.

Дайю поднесла руку к рту и, казалось, поцеловала новобранцев. Постепенно она стала исчезать из виду, и на короткий миг в темноте показалось только ее лицо. Затем она исчезла.

Наблюдатели были абсолютно неподвижны. Никто не разговаривал, никто не обращался к соседу, чтобы рассказать о том, что они только что увидели. Уэйс поднялся на ноги, вытирая глаза рукавом халата.

— Она возвращается из Рая, когда понимает, что нужна нам. Она подшучивает над своим глупым папой Джеем. Она понимает, что вы слишком особенные, чтобы позволить вам ускользнуть. — А теперь, — тихо сказал Уэйс, — пожалуйста, следуйте за мной в храм.

Глава 35

Девять на вершине…

Человек достигает небесного пути.

И-Цзин или Книга Перемен

Новобранцы поднялись на ноги, когда включился свет. Уэйс спустился и прошел сквозь них, останавливаясь то тут, то там, чтобы поприветствовать некоторых людей по имени, хотя он никогда не был им представлен. Те, кто был удостоен такой чести, выглядели ошеломленными.

— Ровена, — сказал он, улыбаясь Робин. — Я слышал о тебе много хорошего.

— Спасибо, — слабо сказала Робин, позволяя ему сжать обе ее руки в своих.

Люди вокруг Робин смотрели на нее с завистью и все большим уважением, пока Уэйс шел дальше, ведя за собой по лестнице в фермерский дом.

Новобранцы последовали за ним. Поднявшись на верхнюю площадку лестницы, Робин увидела в окнах закат: весь день они провели в темном душном помещении. Ее мучил голод, тело болело от физической работы и от сидения на неудобном полу.

Затем до ее ушей донеслись звуки громкой рок-музыки, доносившиеся из динамиков во дворе. Члены церкви выстроились в две шеренги, проложив дорожку между фермерским домом и