в конце концов Изабель все-таки окликнула свою помощницу, – я думаю, мы поступим разумно, если начнем собираться. Что-то мне подсказывает, что Бастий очень скоро пришлет нам гонца.

Гонец приехал на следующий день в обеденное время, и спустя час, оставив сына на его маленький «двор» и поручив страже замка охранять его, Изабель помчалась в Париж с той скоростью, на какую только были способны ее лошади. Уехала она с одной только Агатой, и уже вечером они добрались до Парижа. И сразу же Изабель почувствовала, что в воздухе столицы растворена тревога.

На первый взгляд город жил самой обыкновенной жизнью: цепи не перегораживали улицы, лавочники зазывали покупателей, но на перекрестках стихийные ораторы собирали вокруг себя кучки народу, а небольшие вооруженные отряды шествовали по мостовой и заглядывали в каждую карету. Один из таких отрядов остановил карету Изабель, и молодой человек в холщовых штанах, дырявой шапке, с перевязью на груди, на которой болтался тесак, вскочил в карету.

– Что вам нужно? – осведомилась Изабель.

– Чтобы вы сняли маску![34]

Удержав рукой Агату, которая готова уже была вступить в спор, Изабель спросила:

– А почему я должна снять маску?

– Кто ж вас знает, может, вы королева и пустились в бега?

Изабель не могла сдержать смех.

– Пустилась в бега, проехав ворота Сен-Дени и направляясь к собору Парижской Богоматери? Вы, я думаю, шутите!

– Могу и пошутить, только сперва снимите маску! За собором есть улица Сен-Жак, а улица Сен-Жак ведет к заставе Сен-Жак.

– С вами не поспоришь, ну что ж, придется снять маску, – проговорила Изабель и в самом деле сняла маску.

На лице громилы расцвела довольная улыбка.

– Ух ты! До чего хорошенькая! А ну, ребята, гляньте, какую я птичку поймал!

И тут же карету обступили простолюдины, готовые заглянуть в нее. Кучер и лакей пытались их отогнать: один – размахивая кнутом, другой – палкой. Всем им, скорее всего, не поздоровилось бы, если бы на помощь не поспешили ехавшие навстречу всадники. Несколько ударов шпагами плашмя – и любопытные наглецы разбежались. Однако тот смельчак, что влез в карету, не собирался ее покидать, твердо вознамерившись поцеловать Изабель, несмотря на тычки Агаты. Жертва нападения, возможно, не стала бы возражать против поцелуя, потому как паренек был юн и хорош собой, но уж больно скверно от него пахло!

Изабель вмиг узнала своего освободителя. И освободитель, и освобожденная были несказанно удивлены.

– Господин коадъютор?!

– Госпожа герцогиня де Шатильон?! Какая счастливая встреча!

– Особенно для меня и госпожи де Рику! Без вашего вмешательства не знаю что бы с нами сталось. А вы что, не принадлежите больше церкви? – изумленно спросила Изабель, оглядывая почти военный костюм господина де Гонди.

– Разумеется, принадлежу… Но в иных случаях гораздо разумнее не привлекать к этому внимания. Если мне позволено будет полюбопытствовать, куда вы направляетесь?

– К моей сестре, госпоже Валансэ, я собираюсь у нее остановиться.

– Я узнал все, что хотел узнать, и надеюсь на удовольствие навестить вас. А теперь постараюсь доставить вас туда в добром здравии.

И вместо того чтобы вновь сесть на лошадь, коадъютор уселся на переднее сиденье в карете напротив обеих женщин. Изабель тут же решила воспользоваться любезностью коадъютора и узнать поподробнее, что творится в Париже.

– Не могу понять, зачем эти люди потребовали у меня снять маску. Неужели они всерьез могли подумать, что под маской окажется королева, которая собралась бежать из Парижа? Это же глупо! И потом, мы нисколько не похожи с Ее Величеством. Да они, я уверена, и в глаза не видели королеву…

– Конечно же, парижане, особенно под хмельком, не большие физиономисты. Однако, не скрою, народ сегодня возбужден до крайности. Дело в том, что сегодня распродают с торгов имущество бедняги Мазарини: мебель, картины, его бесподобную библиотеку… Это послужит порукой тому, что он никогда больше не вернется в Париж. Королеву принудили подписать отставку первого министра и его навечное изгнание за пределы королевства. Нет сомнений, что она этому совсем не рада. Вот парижане и думают, что она может сбежать из города и воссоединиться с изгнанником.

– Принудили королеву?! – воскликнула Изабель с негодованием. – Принудили коронованную особу прогнать того, кого она считала своим самым верным слугой? Да кто посмел это сделать?

– Парламент, Месье, ну, и… Кто же там еще?..

Коадъютор развел руками, давая понять, что память его подводит, и он не может никого больше назвать, хотя было широко известно, что память у него – как у слона, а хитрость – как у лисицы.

Но Изабель не стала настаивать. Она хотела услышать, что он скажет еще, и хорошенько поразмыслить над словами «бедный Мазарини», только что сорвавшимися с уст коадъютора. И до нее ведь тоже доходили слухи, что хитроумный господин де Гонди переменил свое мнение относительно кардинала, сообразив, что он полезнее, чем кто-либо другой, для получения коадъютором красной шапки, которая позволит ему занять место архиепископа города Парижа.

Наконец карета добралась до особняка Валансэ. Изабель еще раз поблагодарила любезного господина де Гонди и выразила надежду увидеть его в ближайшее время. Коадъютор поцеловал ей руку с растроганным видом и присоединился к всадникам, с которыми ехал. А верный Бастий открывал ворота перед каретой герцогини.

Изабель всегда с удовольствием останавливалась у сестры, ей в этом доме все нравилось и хорошо дышалось. Сам дом был невелик и обычно служил лишь временным пристанищем во время нечастых наездов хозяев в Париж, поэтому заботились в нем больше об удобствах, чем о роскоши – роскошными в нем были только две гостиные, предназначавшиеся для приемов, но и они не ослепляли позолотой: роскошь в них была особого свойства – достаточно строгая, не бросающаяся в глаза. В небольшом саду одни цветы сменяли другие, следуя за сменой времен года. Гуляя в нем, Изабель радовалась его неброскому очарованию и испытывала особую благодарность к хозяевам, главные заботы которых были отданы великолепному замку Валансэ, именно его они неустанно расширяли и украшали.

Четырех слуг и сторожа вполне хватало, чтобы поддерживать дом в порядке, так что спальня герцогини и спальня ее матери были всегда готовы их принять.

В этот вечер Изабель была единственной обитательницей особняка. Она сменила дорожное платье на домашнее из небесно-голубой тафты, благо тепло в доме это позволяло, и распорядилась, чтобы ей подали холодный ужин в спальню. Только она собралась поужинать, как появилась Агата и сообщила, что президент Виоле просит разрешения увидеться с ней.

– Уже? Откуда он узнал?

– Видел проезжавшую мимо карету и узнал ваш герб.

– О, боже! Неужели