Стэгг не стал медлить и любоваться проделанной им работой. Прошмыгнув мимо медведя, он попробовал схватить меч. Но правая рука не сомкнулась на рукояти. Она безжизненно висела, парализованная ударом о медвежью морду.

Он протянул левую руку, схватил меч и обернулся. Как раз вовремя. Медведь приготовился напасть еще раз, хотя скорость уже была не та.

Стэгг аккуратно поднял меч, а когда медведь приблизился, наискось рубанул лезвием сверху по толстой короткой шее.

Последнее, что он увидел, был погрузившийся в черный мех меч и ударившая оттуда алая струя.

Он очнулся от сильной боли и обнаружил, что лежит на земле, рядом с ним мертвый медведь, а над ним рыдает Мэри. Боль стала невыносимой, и он вновь потерял сознание.

Когда он опять пришел в себя, голова его лежала у Мэри на коленях, а в его открытый рот лилась вода из фляжки. Голова по-прежнему раскалывалась. Подняв руку пощупать, что с ней, он наткнулся на бинт.

Правого рога не было.

– Тебе его оторвал медведь, – сказала Мэри. – Я услышала шум схватки, рычание медведя и твои вопли. И прибежала так быстро, как могла, хотя и боялась.

– Если бы ты этого не сделала, – сказал он, – я бы умер.

– Я тоже так думаю, – подтвердила она, просто констатируя факт. – У тебя страшно текла кровь из отверстия в основании оторванного рога. Я оторвала полосу от килта и остановила кровь.

Внезапно на его лицо упала большая горячая слеза.

– Теперь можешь плакать, – сказал он, – когда все позади. Но хорошо, что ты такая храбрая. Никто бы тебя не осудил, если бы ты удрала.

– Я не могла, – всхлипнула она. – Я… по-моему, я тебя люблю. Да я никого не оставила бы так умирать. И я боялась остаться одна.

– Я расслышал, что ты сказала сначала, – ответил он. – Не понимаю, как ты можешь любить такое чудовище. Но если тебе это приятно, а не противно – то я тебя тоже люблю, хотя час назад… хммм.

Он дотронулся до рваной раны на том месте, где был рог, и дернулся от боли.

– Как ты думаешь, это не снизит мой… мой порыв наполовину?

– Не знаю. Хотелось бы. Только… я думала, что, если удалить твои панты, ты умрешь от шока.

– Я тоже так думал. Может быть, жрицы лгали. А может быть, для фатального шока надо удалить оба. В конце концов, костные основания не задеты, и один из пантов функционирует. Неизвестно, что теперь будет.

– Брось об этом думать, – сказала она. – Ты поесть не хочешь? Я тут пожарила медвежатины.

– Так это она так пахнет? – спросил Стэгг, принюхиваясь. Он посмотрел на тушу. – Сколько же я провалялся в отключке?

– Ты пробыл без сознания день, ночь и сегодняшнее утро. А насчет дыма от костра не беспокойся. Я умею делать костер без дыма.

– Я думаю, что быстро оправлюсь, – сказал он. – Эти панты обладают огромной регенеративной мощью. Не удивлюсь, если он снова вырастет.

– Бога буду молить, чтобы этого не случилось, – ответила она. Подойдя к костру, она сняла два ломтя медвежатины с деревянного вертела. Через минуту они ели хлеб с мясом.

– Я поправляюсь, – заметил он. – Я так голоден, что медведя съел бы!

Через два дня, вспомнив эти слова, он засмеялся, потому что на самом деле съел медведя. От того осталась шкура, кости и внутренности, даже мозги они с Мэри приготовили и съели.

К этому времени он уже был готов двигаться дальше. С основания рога сняли бинт, и открылся чисто заживший шрам.

– По крайней мере, он не собирается вырастать снова, – сказал Стэгг. И посмотрел на Мэри.

– Что ж, мы там же, где были, когда я убежал от тебя. На меня снова накатывает…

– Это значит, что мы опять должны расстаться?

По ее тону невозможно было догадаться, хочет она этого или нет.

– Я, пока выздоравливал, много о чем думал, – сказал Стэгг. – Во-первых, когда пант-эльфы тащили нас в Хай-Квин, у меня определенно снизилось возбуждение. Это, я считаю, от недоедания. Пищи хватало, чтобы я мог идти, но было мало для пробуждения этого… желания. Придется потерпеть, но я выдержу.

– Чудесно, – ответила она. Затем она вспыхнула и, чуть помедлив, добавила: – Есть еще одна вещь. Мне нужно избавиться от пояса. Нет-нет, не затем, о чем ты подумал. Он меня просто с ума сводит! Трет и режет, и так пережимает меня посередине, что дыхание прерывается.

– Как только попадем на дисийскую территорию и найдем ферму, – сказал он, – я украду напильник. Мы снимем это дьявольское устройство.

– Хорошо. Только не пойми меня неправильно.

Он поднял мешок, и они пошли.

Шли они так быстро, как Мэри позволял пояс, с великой осторожностью, реагируя на каждый шорох. Была опасность нарваться не только на погоню из Хай-Квина, наверняка высланную за ними, но и на враждебных дисийцев.

Они перевалили горы Шавангунк и пришли в долину, по которой вилась тропа. Там они заметили людей, отправившихся из Хай-Квин в надежде отомстить за смерть своих товарищей. Те так увлеклись погоней, что отряд дисийцев застал их врасплох. Теперь они висели на деревьях, к которым их привязали перед тем, как перерезать глотки, либо их кости валялись под этими же деревьями. Что не съели медведи, подобрали лисы, а что не тронули лисы, теперь доклевывали вороны.

– Надо удвоить осторожность, – сказал Стэгг. – Сомневаюсь, что дисийцы перестали нас искать.

В его речи не было прежней энергии. Он похудел, глаза, окруженные черными пятнами, ввалились. Садясь есть, он мгновенно проглатывал свою порцию и жадно глядел на порцию Мэри. Иногда он отходил в сторону, чтобы не видеть, как она ест, и возвращался позже.

Самое худшее, что даже во сне он не мог забыть о пище. Ему снились ломящиеся от всевозможных блюд столы, уставленные большими кружками с холодным пивом. А когда эти видения отступали, вспоминались девы, встреченные на Великом Пути. Из-за недоедания его возбуждение значительно уменьшилось, но было куда сильнее нормального человеческого. Бывало, что он оставлял уснувшую Мэри и отходил в лес, чтобы облегчить невыносимое напряжение. Он испытывал стыд, но лучше уж так, чем силой овладеть Мэри.

Он не решался ее поцеловать. Она это понимала, потому что сама не делала попыток поцеловать его. И никогда не вспоминала свои слова о том, что любит его. Она не совладала с чувствами, увидев, что он жив, и ее слова могли свидетельствовать о испытанном ею облегчении.

После того как они нашли останки пант-эльфов, Стэгг и Мэри оставили тропу и пошли прямиком через леса. Продвижение замедлилось, но так они чувствовали себя в большей безопасности.

Они вышли к Гудзону. Тем же вечером Стэгг взломал дверь какого-то сарая и украл напильник. Пришлось убить сторожевого пса, которого он задушил, не дав ему гавкнуть второй раз. Они вернулись в лес, и Стэгг потратил четыре часа на распиливание пояса. Он был сделан из твердой стали, и надо было пилить осторожно, чтобы не задеть Мэри. Потом он дал ей мазь, найденную в том же сарае, и она отошла в кусты растереть поврежденные и воспаленные места. Стэгг лишь пожал плечами, поскольку они много раз видели друг друга без одежды. Впрочем, тогда они не контролировали ситуацию.