Когда она вернулась, они пошли вдоль берега, пока не увидели лодку, привязанную к деревянному причалу. Отвязав ее, они переплыли реку, и Стэгг отпихнул лодку от берега. Та поплыла вниз по течению, а они пошли на восток. Шли они две ночи, днем прячась и отсыпаясь. Недалеко от города Покипси Стэггу посчастливилось украсть еще еды. Вернувшись в лес к Мэри, он поглотил втрое больше, чем она считала бы для него необходимым. Мэри встревожилась, но он объяснил ей, что клетки его тела уже начали пожирать друг друга.

Съев половину припасов, он выпил целую бутылку вина и какое-то время сидел спокойно. Потом он встал и сказал Мэри:

– Ты прости, но я больше не выдержу. Придется вернуться на ферму.

– Зачем? – спросила она встревоженно.

– Мужчин там нет, они, должно быть, в городе. А я видел трех женщин, и одна из них молодая и симпатичная. Понимаешь, Мэри?

– Нет, не понимаю! – ответила она. – Даже если бы понимала, ты сам-то осознаешь, как опасно туда возвращаться? Эти женщины все расскажут своим мужчинам, а те известят жриц Вассара. И жрицы бросятся по нашему следу. Если узнают, что мы в этой округе, нас наверняка поймают.

– Я знаю, что ты права, – сказал он. – Но не могу сдержаться. Слишком много съел. Либо они, либо ты.

Мэри поднялась на ноги. У нее был такой вид, будто она собиралась сделать что-то, до крайности ей противное, но необходимое.

– Если ты на минутку отвернешься, – сказала она дрожащим голосом, – я помогу тебе.

Он воскликнул в восторге:

– Правда, Мэри? Если бы ты знала, что это для меня значит!

Он отвернулся и, несмотря на почти непереносимую остроту предвкушения, расцвел в улыбке. Какая же она лапочка: стесняется на его глазах раздеться, собираясь заняться с ним сексом!

Он услышал ее робкое движение, тихий шорох.

– Можно повернуться?

– Нет, я еще не готова.

Он услышал ее приближающиеся шаги и – с нетерпением спросил:

– А теперь можно?

– Еще нет, – ответила она у него за спиной.

– Я больше не вытерплю…

Что-то тяжелое ударило его по затылку. Он потерял сознание.

Очнувшись, он обнаружил, что лежит на боку, руки связаны за спиной, и ноги связаны в лодыжках. Она разрезала пополам тонкую веревку, которую он положил в мешок перед бегством от пант-эльфов. Возле него лежал большой камень, которым, как он понял, она его и огрела.

Видя, что он открыл глаза, она сказала:

– Прости, если можешь, Питер, но мне пришлось так поступить! Если бы ты направил дисийцев на наш след, нам бы не поздоровилось.

– В мешке есть две бутылки виски, – сказал он. – Прислони меня к дереву и поднеси к губам бутылку. Я хочу выпить всю кварту. Во-первых, чтобы унять эту дикую боль в голове. Во-вторых, если я не напьюсь до потери сознания, то сойду с ума от похоти. В-третьих, чтобы забыть, какая ты стервозная сука.

Она не ответила, но сделала, как он сказал, прижимая горлышко бутылки к его губам и время от времени его отнимая, когда он переставал глотать.

– Прости меня, Питер.

– Да ну тебя к черту! И чего я с тобой связался! Не мог удрать с настоящей женщиной. Давай еще виски.

За два часа он выпил две трети кварты. Секунду-другую он сидел ровно, глядя прямо перед собой. Потом, издав не то стон, не то вздох, закрыл глаза и захрапел.

Наутро Стэгг проснулся развязанным. Он не жаловался на похмелье и ничего ей не говорил. Просто смотрел, как она делит провизию. После завтрака, за которым он выпил не меньше ведра воды, они молча пошли на восток.

Ближе к полудню Мэри заговорила:

– Ни одной фермы за последние два часа. Лес становится реже, и появляются скалы. Мы на пустошах между Дисией и Кейсилендом. Здесь нужно идти еще осторожнее – могут встретиться военные отряды обеих сторон.

– А что такого страшного в том, что мы встретимся с твоими соплеменниками? – спросил Стэгг. – Ведь это их мы ищем?

– Они могут сначала утыкать нас стрелами, а потом уже выяснять, кто мы такие, – ответила Мэри, нервничая.

– О’кей, – сказал он серьезно. – Увидим их – и будем кричать издали. Скажи мне, Мэри, ты уверена, что они не обойдутся со мной, как с дисийским пленником? Как бы там ни было, а этот рог может вызвать у них… некоторое предубеждение.

– Нет, когда я расскажу им, что ты спас мне жизнь. И что ты стал героем-Солнцем не по своей воле. Конечно…

– Что «конечно»?

– Тебе придется согласиться на операцию. Не знаю, хватит ли у моего народа врачебного искусства убрать твой рог, не убив тебя, но придется попробовать! Иначе тебя посадят под замок. А ты знаешь, что это сведет тебя с ума. Но в таком виде тебе не позволят разгуливать на свободе. И я, естественно, и не подумаю идти за тебя замуж, пока у тебя этот рог. Да и ты сначала должен перейти в нашу веру. За язычника я не пойду! Да я и не могла бы, даже если бы хотела: язычников мы убиваем.

Стэгг не знал, взреветь ли ему от гнева, зарычать от смеха или заплакать от отчаяния. И поэтому, сделав постное лицо, сказал без всякой интонации:

– Не помню, чтобы я просил твоей руки.

– Ах, это и не требуется, – ответила она. – Достаточно того, что мы провели ночь вдвоем, без дуэньи. В нашей стране это означает, что мужчина и женщина должны пожениться. Это один из признанных способов сообщать о своей помолвке.

– Но ты же не допустила ничего, что сделало бы оправданным вынужденный брак, – запротестовал он. – Ты все еще девственница. Насколько мне известно, по крайней мере.

– Конечно же, я девственна! Но это не принимается в расчет. Общепризнано, что мужчина и женщина, проводящие вместе ночь, не могут противиться зову плоти, как бы ни была сильна их воля. Если они не святые, конечно. А святые никогда в такое положение не попадут.

– Так ради какого же черта и всех его чертовых братцев ты так стараешься быть хорошей девочкой?

– Потому что я не так воспитана! Потому что, – добавила она несколько самодовольно, – неважно, что думают люди. Важно, что видит Мать.

– Ты бываешь такой непрошибаемой святошей, что вот взял бы да и свернул твою симпатичную шейку! Я тут загибаюсь в жутких муках, которых ты никогда не сможешь понять, и все это время ты могла бы легко избавить меня от боли безо всякого морального для себя ущерба – да и к тому же получить такое наслаждение, что тебе позавидовали бы все женщины мира!

– Не стоит сердиться, – сказала она. – Ведь здесь же все не так, как было бы дома, где нас обоих могли бы убить, пока мы не успели пожениться. Тогда бы я решилась на грех. И к тому же ты не обычный мужчина. А с этим рогом… Так что тут особый случай. Я уверена, что мы найдем ученого священника, и он легко разрешит для нас все эти сложности.