Марк, Мэнди, их дети, Бен, Джефф, Марта с Джоуи, прилетевшие на лондонский концерт, мой отец. Я пересекаюсь с ним взглядом, и он тут же подходит, начинает поглаживать по руке.

— Прости, пап. Я не справилась с задачей… — тихо говорю я.

Он грустно улыбается.

— Ничего, Бельчонок. Ты не могла ему помочь.

Я еще сильней сжимаю губы. После того, как Том уснул, врачи узнали у меня, что случилось, и убедили отвезти Тома в больницу. Почему-то я подумала, что нам нужно туда из-за его разбитых рук, но, по итогу, его направили в психиатрию.

Как он и говорил, психушка.

Я не могла знать, что все обернется так. Отец вылетел, как только я позвонила и рассказала о произошедшем. Утром следующего дня он был уже в Лондоне. В обед сказали, что Том пришел в себя. А еще — что его анализы говорят об обострении биполярного расстройства. Вероятно, это был нервный срыв, который перетек в психоз. Учитывая нестабильность состояния, по мнению врачей, такое вполне возможно.

Может быть, Том пропускал лекарства, потому что пил. Даже если не пропускал — они просто не работали достаточно хорошо из-за алкоголя. Я не знала об этом. Подумать не могла, что это происходит так.

Теперь мы здесь — в больнице, приехали его навестить. Сегодняшний концерт экстренно отменен. Тур — под угрозой. Врачи рекомендуют отправить Тома на лечение и последующую реабилитацию. Говорят, что выступать в таком состоянии ему нельзя, и даже удивлены, что он вообще так долго продержался.

Черт возьми, Том. Как ты мог довести себя до такого? Как ты мог?

Нас просят заходить к нему по одному. Первыми решают пустить Марту и Джоуи. Они выходят достаточно быстро, и следом иду я. Медсестра провожает меня в комнату для встреч — она общая. Том сидит за столом подальше от всех, и его потухший взгляд направлен вниз. Присев к нему, я здороваюсь.

Словно в замедленной съемке, Том поднимает глаза. Одними бескровными губами говорит: «Привет». Его руки перебинтованы. Он смотрит куда-то сквозь меня, почти не моргает и не двигается.

Я сглатываю. Липкий пот бежит по спине от его вида. Он абсолютно не в себе.

— Как ты? — я тянусь к его ладоням, аккуратно сжимая их.

Он слегка шевелит несколькими пальцами в ответ и пожимает плечами. У него как будто нет сил говорить, действуют успокоительные.

С болью закусив губу, медленно, чтобы не повредить, я подношу его руки к губам и прикрываю глаза. Мне невыносимо видеть его таким беспомощным. Том, которого я знала, проявлял слабость только агрессией. Сейчас же он просто беззащитный пациент, который совсем не осознает себя. Мне так сложно смириться с тем, что он не настолько сильный, каким пытается казаться.

— Том, я тебя люблю, — говорю, не убирая его рук.

Он смотрит на меня полуприкрытыми глазами и через несколько длительных секунд кивает. Тихо говорит:

— И я. Тебя.

Улыбнувшись, добавляю:

— Мы справимся. Вместе все победим.

Он не реагирует, просто смотрит вперед. Хочется заплакать от его состояния. Пусть он лучше будет постоянно злиться, чем будет таким — никаким. Это невозможно. Помнить его обычным человеком, а видеть перед собой овощ.

Я сижу с ним еще какое-то время: просто разглядываю, благодарю вселенную, что все закончилось так, а не хуже.

Я закрыла его в ванной. А если бы он причинил себе вред?

Отогнав эти мысли, я целую Тома в щеку и прощаюсь. Вернувшись в коридор, сталкиваюсь взглядом с Мартой. Если с ней случалось нечто подобное, я могу понять, почему она ушла от него и переживает за Джоуи. Да, теперь я могу ее понять. Это страшно, такое не должно случаться, особенно рядом с ребенком.

Потом к Тому идут отец и Марк, а после врачи просят нас остановиться. По возвращении в отель команда, группа и мой отец собираются в нашем с Томом номере решать судьбу тура. Отец звонит в Америку лечащему врачу Тома, и его вердикт однозначный — никаких концертов. Срочно домой, лечиться. Нервное напряжение может спровоцировать следующие срывы. Если Том направил лезвие на Белинду, значит, в следующий раз может произойти что-то намного серьезнее.

Отец буквально с дымящейся головой решает, что же делать. Очень долго переговаривается с лейблом, ругается, матерится. В итоге тур все же отменяется. Это просто кошмарно, но абсолютно правильно. Я не представляю, как бы мы завершили гастроли с Томом в таком состоянии. Мне было бы страшно за него.

Решение шокирующее, но иначе никак, ведь Том просто не в состоянии доиграть концерты. Последствия ужасные: потеря огромных денег, лояльности фанатов, популярности… А еще этот скандал со Скиффом. На его фоне отменить тур — это словно расписаться в своей вине.

Но ничего не остается, кроме как отправить Тома лечиться, закрыть вопрос с судом и уже после этого попробовать назначить новые даты концертов — по крайней мере, так планирует папа.

Я же просто надеюсь, что все закончится, и мы будем жить спокойно. Поженимся с Томом, как только он придет в себя. Когда я вернулась в отель, то достала из мусорки кольцо и надела обратно на безымянный палец. Не хочу обижаться и возвращать обещания, когда вокруг все так ненадежно. Пусть хоть что-то будет стабильно.

Врачи рекомендуют оставить Тома в больнице хотя бы на три дня, чтобы стабилизировать состояние для перелета. Пока мы ждем его выписки, лейбл объявляет об отмене тура — говорит, что из-за проблем со здоровьем одного из участников группы. Интернет взрывается и, разумеется, придумывает миллион собственных причин, одна из которых — суд. На меня льется утроенное количество ненависти, теперь еще и от тех, кому не удастся попасть на концерт. Слава богу, Том в больнице и не видит этого. Он бы просто не выдержал.

Случившееся разбивает меня на миллион маленьких осколков. Остальная команда — тоже вдребезги. «Нитл Граспер» понурые, угрюмые и злые. На лице моего отца такое нескрываемое отчаяние, что мне больно на него смотреть.

Все молча собираются домой. Техники упаковывают инструменты, мы — чемоданы. Мне так плохо одной в номере, что от тревоги я не сплю все три дня. Но когда Тома выписывают и мы приезжаем в отель, становится только хуже. Он садится на край кровати и безучастным взглядом смотрит перед собой.

— Эй, — говорю я, касаясь его подбородка и устраиваясь рядом.

— Прости, я… — он словно теряет мысль и забывает, о чем говорил. Махнув головой, пытается продолжить: — Прости.

Глядя в пол, я пару секунд думаю.

— Ты просто