Протест женщин против колхозов, обобществления скота, хлебозаготовок и продовольственных затруднений ставит вопрос о том, что советская власть насмешливо назвала мелкобуржуазными инстинктами крестьянки. Хотя инстинкт, возможно, и сыграл некоторую роль, оказанное женщинами сопротивление разрушению крестьянских хозяйств было по большей части вызвано вполне рациональными интересами, которые вращались вокруг вопросов выживания, сохранения средств к существованию, семьи и домашнего хозяйства. Крестьянки, играющие главную роль в этих вопросах, стали естественными лидерами протеста. Как и женщины, века назад возглавлявшие хлебные бунты в Англии и Франции и во многих других странах мира, крестьянки Советского Союза взяли на себя инициативу в оказании сопротивления политическому курсу и действиям властей, которые угрожали существованию их семей и непосредственно вторгались в их жизнь и трудовую деятельность{889}. Кроме того, такой протест отражал самые насущные проблемы крестьянства в целом. Лежавшая в основе сопротивления деревенских женщин логика говорила о том, что любые перемены опасны, и их самые худшие ожидания, связанные с коллективизацией, подтвердились с наступлением бедствий 1932–1933 годов.

Страхи женщин простирались за пределы материального мира. Базовые ценности и верования крестьянок оказались под ударом в результате разгрома церкви, массовых гонений на религию и революции в повседневном духовном мире крестьянства. Женщины принимали активное участие в демонстрациях против закрытия церквей, снятия колоколов, арестов священников. Так, в одной из деревень на Средней Волге женщины возглавили акцию протеста против ареста местного священника, организовав три собрания, на которых требовали освободить его{890}. В Сухиничском округе Западной области закрытие церквей и изъятие икон привели, по данным властей, к массовому движению в защиту церкви под лозунгом: «Папа Римский за нас заступился, весь мир за нас, весь мир против советской власти, весной будет война…» Это восстание возглавили женщины, которые для озвучивания своих требований ежедневно собирались у Барятинского и других РИКов в толпы, доходившие до 400 чел.{891} В католическом Каменском округе Республики немцев Поволжья в конце декабря 1929 г. переполошившие деревню слухи о закрытии церквей вскоре вылились в восстание, проходившее под лозунгом: «За веру и Бога, против колхозов». Восстание началось в деревне Келлер, где ходили слухи, что скоро церковь закроют, а священника арестуют. Верующие организовали охрану у церкви и дома священника и условились о том, что сигнал колокола означает приближение представителей власти. В начале января в ряде деревень этого округа прошли тайные собрания, на которых, по данным официальных источников, крестьяне решили «использовать женщин» для борьбы с колхозом. В деревне Келлер толпы женщин забрали обратно свое имущество и выпустили на волю арестованных крестьян. Восстание перекинулось на четыре соседних деревни. В самом его начале деятельность сельсовета была парализована, и управление деревней взяли на себя организаторы восстания{892}.

Женщины, защищавшие церкви, были безжалостны. Некоторое представление об этом, хотя явно искаженное, дает неопубликованное письмо партийного работника из украинской деревни Михай-ловка на Полтавщине. Он писал: «Мужчины и женщины собрались и бежали как на пожар к церкви, чтобы отнять церковь… Некоторые женщины сделались как звери и шли против власти сельрады, чтобы защитить церковь». Причем этим «сделавшимся как звери» женщинам удалось отстоять церковь, которую в итоге так и не закрыли{893}. Крестьянки были главной опорой церкви и религии в деревне и в доме, они играли важную роль как дьяконицы, смотрительницы и верные прихожанки, поэтому естественно, что нападки на церковь отражались на них наиболее остро. Они действовали отнюдь не как неразумные звери или рабы инстинкта, а из преданности своей вере и церкви, будучи убеждены в том, что колхоз — воплощение зла и богохульства. Более того, защищая церковь, женщины защищали и свою общину, поскольку последняя, возможно, даже больше, чем любые другие институты деревни, была символом ее цельности и единства.

Аналогичное стремление, связанное со значением общины, двигало женщин на защиту родственников, соседей и друзей, которые подверглись экспроприации и депортации как кулаки. По всем деревням женщины храбро вставали на пути местных представителей власти и активистов, проводивших раскулачивание. Так, в ряде крымских сел женщины организовали демонстрации против депортаций. Когда же последние все-таки начались, они сопровождали своих злополучных соседей на протяжении пяти километров от деревни, плача и проклиная советскую власть{894}. В одном из русских сел Башкирии некая Анна Борисевич убедила еще тридцать женщин покинуть собрание в знак поддержки семей лишенцев{895}. Крестьянки защищали своих соседей из чувства принадлежности к одной общине и справедливости. В мире, который внезапно перевернулся, значение справедливости резко возросло. Печальным подтверждением тому стали события бабьего бунта июня 1931 г. в украинской деревне Киселевка Лебединского района. В Киселевке выращивали клубнику а из-за низких заготовочных цен план был выполнен только на 80%. В связи с этим местное начальство установило контроль над деревней, чтобы предотвратить подпольную торговлю клубникой. 24 июня патрульный остановил середняка, который отказался отдать свою клубнику, мотивируя это тем, что он уже выполнил свои обязательства по ее заготовке. В ответ на это патрульный выстрелил в него и в его лошадь, тяжело его ранив. Когда по деревне разошлась весть об этом жестоком нападении без всяких причин, собралась толпа из 150 женщин. Сначала они направились к школе в поисках учителя-активиста, затем к дому председателя колхоза, а после к зданию сельсовета, где их гнев перерос в бунт. Женщины кричали: «Советская власть убивает людей за ягоды. Это всем нам будет»{896}.

Крестьянки, выступавшие в защиту своих соседей, семьи и церкви, руководствовались отнюдь не инстинктом. Напротив, это был легитимный, рациональный протест, основанный на традиционных крестьянских заботах, морали и политическом сознании. Женщины были способны не только выдвигать обоснованные возражения против колхозов, но и организовывать соответствующие акции мирного протеста. В одной из деревень Елецкого округа Центрально-Черноземной области после публикации статьи Сталина «Головокружение от успехов» женщины устроили демонстрацию против колхозов, шествуя по деревне с черными флагами{897}. В другой деревне того же региона женщины просто бойкотировали собрания, когда организатор колхоза отказался дать крестьянам возможность высказаться{898}. На собрании в одной из деревень Липецкого района той же области политика и действия властей привели женщин в такое негодование, что они срывали собрание за собранием, единогласно голосуя против всех предложений, выдвинутых партийными работниками, независимо от их содержания{899}. В деревне Глубокое Ленинградской области женщины организовали собрание, на котором приняли постановление: «Отказаться от мероприятий партии и советской власти»{900}. В этих случаях женщины пытались добиться своих целей, не прибегая к насилию. Недостаток такого протеста заключался в том, что в годы коллективизации к нему очень редко прислушивались, предпочитая его игнорировать или подавлять репрессиями. Оставался еще один вариант, когда он перерастал в насилие, — и именно по этой причине (а не из-за иррациональной природы женщин или их истеричности) все чаще возникали бабьи бунты.