Бутербродики, напитки. Не меньше 10–15 минут она потратила на то, чтобы приготовить «поляну» к трапезе.

Финалом этой подготовки стал жест, который в итоге и заставил меня перевести своё внимание на сына. Она сунула бутерброд в руку половозрелому дылде… Он — высокий, сутулый, прыщавый юнец, без тени смущения поедал свой бутерброд, уставившись в одну точку. Пустыми, безразличными глазами он смотрел перед собой, поглощая свой завтрак. «Может он отсталый?» — на секунду подумала я… Нет, с ним все в порядке. Кроме того, что с малых лет у него была ампутирована воля и поэтому, вероятно, так и не успел родиться характер.

Я смотрела на этого жалкого и по виду, уже скорей всего, несчастного будущего мужчину. Каждый его жест, поза, скрюченная спина и опущенные плечи, одежда, прическа, прыщавое лицо, а самое главное бессмысленный, безучастный взгляд — все это как будто говорило: «Я — неудачник».

Брезгливость. Вот что почувствовала я. Представив его старше, а потом его будущую жену, скорей всего такую же никчемную и несчастную с самого детства. Наверное, у них даже будут дети…

И тогда я снова посмотрела на мать. Она была довольна. Сыночка покушал. И тут я почувствовала такую волну злости и презрения, которая поднималась внутри меня! Да. Она во мне. Она никуда не делась…

И я все ещё не могу принять и понять эту слабость. Женскую слабость, которая проявляется в якобы благостном желании позаботиться о своей кровиночке. А на самом деле — всепоглощающая зависимость, вампиризм. Страх остаться одной. Страх оказаться не нужной. И попытка сделать все возможное, чтобы только хоть кто-то был рядом. Даже если это взрослый сын, которого она лишила шанса быть сильным и самостоятельным. И поэтому, лишенного шанса быть счастливым. Это как отрезать ноги своему ребёнку, чтобы он никуда от тебя не ушёл!

И я поняла, что это не просто абстрактная злость на матерей или их бесхарактерных сыновей, будущих никчемных мужей и отцов.

Это снова, но так скрыто, проявляется моя злость на Сашину маму…

Я надеюсь, что в скором времени я смогу разобраться с этим. Эта злость очень мешает мне, она разъедает меня изнутри.

Сегодня утром мы едем в Керчь. И там я надеюсь, я смогу решить эту трудную для себя задачу.

25 июля 2022

День 91. Жалость

Вчера мы побывали в Керчи.

Я поехала туда вместе с Сашей, чтобы увидеть его маму и попытаться отпустить разъедающее меня изнутри чувство злости и осуждения.

Ещё я хотела побывать в тех местах, где бывала Соня и где она была так счастлива, где она играла и веселилась. Верёвочный парк, фонтаны и стеклянный мостик, пляж, где она купалась вместе с московской подружкой Ксенией.

Пока мы ехали, я чувствовала, что боюсь. Боюсь, что я приближаюсь к отправной точке, после которой не будет возможности вернуться или отыграть все назад. Вдруг я не справлюсь? Вдруг меня разорвёт изнутри моя злость и я скажу ужасные, обидные слова Сашиной маме? Вдруг из-за своей злости и жестокости я потеряю все хорошее, что у меня пока ещё осталось?

Вот уже знакомые веста. Вот тот самый дом, в котором мы жили пару раз вместе с Соней, когда приезжали в гости к Сашиной родне в Керчь. Я уже вижу фигуру, которая направляется к нам. Это Сашина мама, она вышла, чтобы встретить нас. Тот самый момент. Вот я вижу ее. Она улыбается нам. Или мне показалось? Нет… она действительно улыбается. Почему она улыбается?… Она просто рада нас видеть.

Мы поднимаемся на нужный этаж. Да, та самая квартира. Полупустая и почти не пригодная для нормальной жизни. Как и всегда. Никто особо не вкладывался в ее ремонт и не пытался ее как-то облагородить или сделать более уютной. Зачем? Ведь она пустует почти весь год. И двери ее открываются только летом, когда Сашина мама приезжает на лето отдохнуть на море. Владельцы ее, как и ежегодные гости никогда не были слишком придирчивы. Этого хватало, чтобы отдыхать и душой телом, ведь из окна на кухне открывался прекрасный вид на море, а до пляжа было всего 10 минут пешком.

Жарко. Очень жарко. Мы приехали в самый полдень. Прогулка до пляжа показалась мне такой знакомой. Я иду одна. Саша остался наедине со своей мамой. Им нужно поговорить. Мы так и договорились с ним. Как только приедем, я уйду погулять на пляж. Я сижу на скамеечке, в воде играют дети и в основном пожилые люди. Многие родители отправляют своих детей отдохнуть с бабушками и дедушками. Я представляю, как вот тут, на этом пляже играла моя Соня.

Я вспоминаю короткие видео, записанные бабушкой. Вот она бежит по кромке воды, вот поднимается на небольшой холм, бежит вокруг и возвращается, счастливая и довольная! Она прибежала первая! Она победила! Бабушка поднимает ее руку в победном жесте: «Молодец! Соня — первая!»… Тут сделаны снимки с Ксенией, когда девчонки купались вместе и обнаружили большого и красивого богомола и бесстрашно усадив его на руку или даже на лицо, фотографировались с ним по очереди. Теперь эта фотография стоит у меня на прикроватном столике. Соня там такая счастливая…

Воспоминания прерываются сообщением от Саши: «Оля, все. Возвращайся.»

Значит, они поговорили. И я возвращаюсь. Поднимаюсь, мне открывает дверь Саша и тихо, почти шепотом говорит мне на ухо: «Все хорошо. Ей не все равно. Она сожалеет о том, что не звонила мне и не поддержала.»

Что ж… наверное, это хорошие новости?…

Я иду на кухню, и там остаюсь. Я думала побыть одна, но ко мне приходит Сашина мама и мы остаемся с ней наедине. Сначала она молчит. Я молчу тоже. Чувствую, как будто ступор не дает мне сказать слово. Да и что сказать?

Молчание прерывает Сашина мама. Она говорит тихо, голос ее дрожит.

— Я все еще разговариваю с Соней… Как будто она еще жива. Я все никак не могу поверить, что это правда…

Я сижу тихо, глядя в одну точку. Я слушаю этот странный монолог, но не нахожу в себе ни желания, не возможности не только ответить что-то, но и просто взглянуть на нее.

— Простите меня… Простите… за то, что не поддержала, что не позвонила… Я столько раз пыталась, но тут же начинала плакать… И тогда я оставляла свои попытки, ведь так я могла бы расстроить