– Он сбежал с оружием?

– Да.

Артем помолчал. Вот, значит, как дело повернулось.

– Что теперь будет?

– Ничего хорошего. Весь отряд под подозрением. Говорят, возможно, нас расформируют. И не будет никакой специальной группы «Ц». Эх, – Гудинян приподнялся на локте. – Ты что делаешь?

Артем не ответил, затянул лямки вещмешка. Запас еды, пара белья. Трубка Акопыча. Мячики и нож. Ему многого не нужно. Только хороший клинок, чтобы перерезать убийце и предателю глотку.

– Побег, – сказал Гудинян, словно сам себе не веря. – Дамы и господа, у нас тут смертельный номер. Идиот в воинской части. Соло. На бис.

– Мне нужно, – сказал Артем упрямо.

– Я понимаю. Расставание с мозгом – всегда болезненный процесс. Только не проси тебе его облегчить.

– Юра, послушай, – сказал Артем. – Пожалуйста…

Гудинян покачал головой.

– Даже не думай. Не буду. Не хочу, а значит, не буду. И обратно.

– Юра, мне без тебя никак. Там Лахезис, Изюбрь… их надо спасать…

У Артема сжалось горло. Неужели во всем был виноват этот коротышка?

«Кто-то выстрелил ей в спину», вспомнил он слова Питона. Лана, последняя из Лерри, принцесса цирка.

Когда это случилось, где был Гоша?

«Вспомни». Артема бросило в жар, потом в холод. Спина взмокла. Гоша был за спиной Ланы.

– Он убил Лану.

Гудинян споткнулся на полуслове. Долго молчал. Так долго, что Артем уже и не думал, что тот ответит.

Фокусник шагнул вперед и сжал его плечо. Больно. Артем пробормотал:

– Ты чего?

– Это правда?

– Да.

Гудинян наклонился к уху Артема.

– Убей его. Убей. Пожалуйста, – в глазах фокусника стояли слезы.

– Помоги мне выбраться.

– Тебя расстреляют. Ты знаешь это?

Гудинян не сказал «если поймают». Артем пожал плечами. Счетчик внутри отсчитывал секунды. Быстрее, быстрее, быстрее. Ты можешь не успеть.

– Это неважно, – голос внезапно сел. Артем откашлялся, поправил лямки вещмешка.

Гудинян кивнул.

– Ты прав, это неважно. Хорошо. Я помогу.

Темнота вокруг сделалась зловещей, словно пауза перед смертельным номером, когда зрители затихают, и только их сердца стучат в полной тишине: бум, бум, бум.

Я убью, подумал Артем. Убью.

* * *

Побег.

Артем уцепился между трубами и пополз вперед. Гудинян внизу убедительно «гнал пургу», расписывая, как отравился за обедом и теперь не может набегаться по нужде.

Собеседники в итоге прониклись и давали советы. Фокусник охал и ахал. Видимо, советы были полезными.

Когда патруль ушел, Артем спрыгнул и пошел вперед, к выходу со станции.

В условленном месте между труб, заросших пылью так, что они казались обернутыми мехом, была воткнута карточка. Ловкость рук Гудиняна и никакого мошенничества.

«Оберюхтин Егор Петрович», прочитал Артем в тусклом свете фонарика. «Звание: лейтенант». Кивнул. Спасибо, Юра. «Год рождения: 2011». Двадцать два года? Многовато, но как-нибудь выкрутимся.

Теперь у него были документы.

Осталось добраться до Электросилы – быстрее лилипута.

«Я убью всех, КТО ТИБЕ ДОРАГ».

Артем закинул мешок на плечо и зашагал вперед. Времени оставалось мало.

Большой цирк на Фонтанке, день X + 4, четыре часа утра

Здание цирка, грязно-желтое от времени, утопало в тумане. Пятна отвалившейся штукатурки расползлись по стенам, словно паразиты. По фронтону змеились розово-фиолетовые стебли лианы. Комара передернуло. Что-то неприятное было в этих сплетениях. Омерзительное. Словно они – живые.

Купол цирка выглядел целым и нетронутым.

Компаньоны медленно прошли сквозь туман, пересекли площадь. Каждую секунду они ожидали встретить Бармалея, но Бармалея не было. Ни следа монстра. Тишина вокруг мертвая, и только звук шагов, искаженный и приглушенный туманом, звучит над Фонтанкой.

Вот и цирк. Справа от главного входа – стена-афиша. «Сегодня на нашем манеже». Рекламные плакаты. Детские рисунки. Некоторые уцелели, и не скажешь, что двадцать лет прошло…

У афиши Убер остановился, почесал резиновую морду. Положил дробовик на плечо, словно старинный меч. Перед выходом они с Комаром поменялись оружием, владимирец взял мощный 103-й «калаш», скинхед – «помповик» MP-133 с деревянным прикладом.

Комар поднял взгляд. Желтый фасад, белые статуи ангелов. Интересно: над крыльцом три ниши, а статуй – только две. Кованая крыша крыльца с левого края обвалилась.

Средняя статуя шевельнулась. Комар вздрогнул, протер стекла противогаза. Черт его знает. Глюки, что ли?

– Убер, видел?

– Что видел?

Комар покачал головой. Ничего. Он уже не был уверен, что заметил движение. Похоже, на поверхности у него наступило кислородное опьянение. Комара пошатывало. Сердце гремело, словно жестяная банка с болтами, которую медленно и лениво встряхивают.

Они с Убером перебежками, страхуя друг друга, продвигались вдоль стены цирка. Вот и главный вход.

Убер жестами показал – левее бери, с той стороны. Внимание… Вперед! Пошли!

Комар перебежал, присел на колено. Повел стволом автомата влево, вправо. Никого. Только ветер тихонько свистит, гонит обрывки пленки по улице. Ржавые остовы машин сгрудились вдоль обочины. Скелеты внутри улыбались, словно ничего веселее постъядерного цирка никогда не видели.

Двери оказались распахнуты. Застыли в крайних позициях, будто их нарочно оставили открытыми.

О-очень похоже на ловушку. Комар остановился, хотел сказать скинхеду. Убер покачал головой, жестами показал: вперед, вперед. Они вошли в здание, держа оружие наготове. Пусто. Темно. Тихо. В вестибюле на полу лежит игрушка – плюшевый медведь, из прорехи на животе вылезла грязная вата. Единственный стеклянный глаз смотрит на пришельцев отстраненно – их смутные силуэты скользнули в отражении и замерли. Комар огляделся и опустил автомат. Никого.

Убер расслабился.

Скинхед закинул дробовик на плечо, небрежным пинком отбросил с дороги упавший стул. Тук! Словно на прогулке. Комар занервничал. Он что, серьезно собирается так себя вести?

– Эй, – позвал Комар шепотом. Убер обернулся. – Потише! А если мы кого-нибудь встретим?

– Поздороваемся.

– Ээ… Зачем? – иногда шутки Убера ставили Комара в тупик.