можно было трактовать лишь как: вижу целую конечность и каким чудом это произошло?

– Рейн всё никак не решался, у него нет твоего опыта и образования, чтобы резать людей. Время шло. Я бы с удовольствием сама всё сделала, но к тому моменту солнцесветы, что мы взяли, давно иссякли. Была лишь капля, бесполезная в лечении.

У меня сразу же возник новый вопрос, как она тогда колдовала на кладбище Храбрых людей, но я не стал торопить события.

– Ещё нужны были листья дурманящей берёзы и кровохватка. Рейн сказал, что видел эту траву неподалеку. Он ушёл в туман, а я была слишком слаба, чтобы остановить его. Больше я его не видела.

Я знал, что он мёртв, все эти годы. Конечно, во мне жила надежда – да что я вру вам и себе, она до сих пор живёт во мне, словно свободолюбивая птаха, грудью бьющаяся о ранящие её прутья, – что Рейн жив.

– Ждала. Потом впала в забытьё. Очнулась. Думала, он заблудился в тумане. Отправила в небо сигнал, истратив остаток в солнцесвете. Рейн так и не вернулся. Времени прошло много, и я поползла по его следам.

Мы помолчали. Затем я спросил:

– Ты нашла его?

– Нет. Я снова забылась от боли, а когда пришла в себя, на сигнал, что оставила для Рейна, явился кое-кто другой. – Она прикрыла глаза, словно оживляя в памяти картину. – Мужчина в тёмно-синем плаще, таком красивом, что в том безнадёжном месте это вызвало мои слёзы. Самое невероятное зрелище, что я когда-либо видела – тёплый, расшитый золотой нитью плащ. Незнакомец склонился надо мной, взвалил на плечо и понёс, даже не спрашивая моего разрешения.

– Далеко, – протянул я. – Очень далеко от мест, где ходят люди. Тебе не могло настолько повезти, чтобы встретить какого-то охотника за рунами в десятках дней от Шельфа, да ещё и в одиночку. Так не бывает. Спасители не появляются из ниоткуда.

– Спасители? – Она рассмеялась, и я различил в её смехе толику безумия. Элфи даже поёжилась от неожиданности. – Спасение в Иле в руках лишь тех, кто рядом с тобой, но не в руках чужаков. Он был крупный, грузный, а его голова оказалась деформирована, больше напоминала оплывший пень, из которого торчали розовые кристаллы разного размера и формы. Они мерцали, когда он задумывался.

Я не поверил, а Элфи вся подобралась. Выпрямила спину, вцепившись пальцами в подлокотники кресла:

– Не может быть! Я помню это описание в книгах! Колыхатель Пучины?! Серьёзно?! Тебя нашёл Светозарный?!

– К сожалению.

Мне требовалось осмыслить это. Хорошенько осмыслить. Но Элфи сыпала вопросами:

– Почему он не убил тебя?

– Ну, во-первых, у меня редкая ветвь колдовства. Перламутр – привлекательный материал и любой из них хотел бы себе такого суани. Поэтому он вылечил меня. Во-вторых… прости, милая. Я не скажу. У него была причина, но я… не скажу. Не сейчас. А может, и никогда.

– Это опасное знание?

– Да. Для меня. И для вас тоже. Спас, потому что… считайте это прихотью создания Ила.

Я не принимал её ответа. Но в то же время не видел, как мне настоять на правде. Какие рычаги использовать, чтобы Оделия сказала мне то, что не желает говорить. Поэтому я поступил, как делал не раз и не два в подобных ситуациях с ней и братом, когда они хранили свои тайны – совершил шаг назад, ожидая, когда… или если… придёт нужный момент.

– Что было дальше? – Я смотрел на женщину из-под полуприкрытых век и мой тон был ровен и дружелюбен, словно мы обсуждали какие-нибудь парусные гонки, на которые даже не сделали ставок. Мелочь. Совершенно не важная в жизни.

– Я плохо помню последующие годы. Ужас от потери Рейна. Ужас от плена, ибо я не была гостем. Боль оттого, что Ил всё глубже проникает в тело, в разум. Помнила только твоего брата и это позволило мне сопротивляться дольше, чем рассчитывала даже я.

– Все восемь лет ты была в плену? В Иле? У Колыхателя Пучины?

– Я плохо помню, – снова повторила она и, видя мой нескрываемый скептицизм, горячо добавила: – Это правда! Минуты ясного сознания, часы боли, месяцы мыслей о Рейне, бесконечные вопросы. Я балансировала между сном, где была вместе с мужем; явью, где рыдала о нём и проваливалась в благословенный мрак, в котором не существовало никого из нас. Иногда меня заставляли делать то, чего я не желаю. Порой у них получалось, порой нет.

Хотел ли я знать, что с ней там творили? Нет. Не хотел. Только не в присутствии Элфи.

– Восемь лет, Оделия. – Она распознала это лезвие в моих словах. Эту острую, опасную сталь. – Никто из Фогельфедера ничего не увидел. Но… восемь, сожри меня Сытый Птах, лет. Рядом со Светозарным. В самой дальней части Ила. Я не верю в удачное стечение обстоятельств. За долгое количество лет беспрерывного пребывания в таких дебрях… Твоё тело должно быть поражено изменениями.

– Но ты их не видишь, – словно бы продолжила Оделия. – Потому что их действительно нет. Но загляни поглубже, Малыш. В мою кровь, в кости. Все в твоей семье могут так сделать. Ты ведь чувствуешь. Ощущаешь. Я – есть Ил. Мой разум трезв лишь потому, что до сих пор помню Рейна. Помню и просыпаюсь в ужасе, боясь забыть его и измениться навсегда, как эта тварь в прекрасном шёлковом плаще!

Последние слова жена моего брата произнесла с ненавистью.

Элфи вылезла из кресла, подошла близко-близко к Оделии и неожиданно, совершенно бесцеремонно, лизнула колдунью в правую щёку, проведя язычком снизу вверх, от угла челюсти до виска. Тут же страшно скривилась, словно ей подсунули горькую микстуру из детства, и сплюнула.

– Дери меня совы! – простонала девчонка, заозиравшись в поисках воды. – Как ты ещё жива?!

Полоскать рот она стала прямо из носика большой лейки.

– Я не жива. Тело просто ещё не поняло это. Меня держит Ил. – Оделия перевела взгляд в мою сторону. – Желаешь убедиться?

Не имею привычки облизывать чужих жён. К тому же я не настолько чувствителен в этом, как Элфи, использующая язык по поводу и без повода, чтобы познавать вещи и предметы из Ила. Думаю, здесь она переплюнет любого в Айурэ.

– Ни к чему. Полностью доверяю её мнению. И прекрати ругаться, Элфи. Это недостойно ритессы.

– Прости.

– Значит, твои дни сочтены? – Совы ведают какие эмоции я сейчас испытывал. Кажется – никакие. Я порядком оглушён всем происходящим и мне потребуется время, для его оценки.

– Мой родной мир теперь высасывает из меня жизнь. Впрочем, ты знаешь, я никогда за неё не цеплялась раньше, а теперь, без Рейна, и подавно.

Странно было видеть её. Такую же как прежде, светскую ритессу в хорошей одежде, с причёской и безупречными