Уже в 1946-м книга выходит отдельным изданием и получает Сталинскую премию 1-й степени. Роман имеет неслыханный успех, его читают по радио и в школах. Это было подлинно «всенародное признание». Фадеев, который до «Гвардии» был автором всего одного законченного полноразмерного произведения, отработал все авансы.

А 3 декабря 1947 года в «Правде» выходит редакционная статья под названием «„Молодая гвардия“ в романе и на сцене». Считается, что ее инициатором выступил Сталин — главный читатель страны. Пишут и о личном разговоре Сталина с Фадеевым. Самая известная байка об этой беседе (понятно, навеянная Хармсом) приведена журналистом Федором Раззаковым: «Вы не писатель, вы г…».

Публикация в «Правде» была не то что разгромной — в конце концов, книга получила Сталинскую премию, по ней уже снималось кино. Но в статье говорилось: «Из романа выпало самое главное, что характеризует жизнь, рост, работу комсомола, — это руководящая, воспитательная роль партии… В романе Фадеева есть отдельные большевики-подпольщики — нет большевистского подпольного „хозяйства“, нет организации».

Времена изменились. Это на Гражданскую пацаны могли идти по собственному желанию, что отражала и героизировала литература, — взять хоть гайдаровскую «Школу». А позже того же Гайдара упрекали в том, что его тимуровцы слишком самостоятельны — действуют без оглядки на взрослых… В «Молодой гвардии» был усмотрен идеологический просчет.

Но позиция критиков романа была обоснованной и с точки зрения фактов. Долматовский: «Роман… писался тогда, когда было известно главное, но далеко не все».

Иные перестроечные публицисты писали, что Фадеев попросту выдумал партийного вожака Лютикова, да еще снабдил его чертами Сталина, чтобы угодить вождю. Это, разумеется, не так. Деятельность партийного подполья Краснодона давно изучена. Биография Филиппа Петровича Лютикова (1891–1943) хорошо известна, равно как и биографии других подпольщиков-коммунистов — Николая Петровича Баракова (1905–1943), Андрея Андреевича Валь-ко (1886–1942), Герасима Тихоновича Винокурова (1898–1943), Даниила Сергеевича Выставкина (1902–1943), Марии Георгиевны Дымченко (1902–1943), Степана Григорьевича Яковлева (1898–1943)… Секретарем подпольного обкома Ворошиловградской (Луганской) области, оставленным для работы в тылу врага, был Степан Стеценко. Руководителем подпольной парторганизации Краснодона — Филипп Лютиков, бывший начальник цеха в мастерских «Краснодон-угля», партизан Гражданской. Его ближайшим помощником стал Николай Бараков — главный механик шахты имени Энгельса, в финскую войну — командир пулеметной роты.

Правду сказать, и первая редакция романа[318] не дает повода упрекнуть Фадеева в том, что он забыл о партии. Даже в первом варианте книги партруководство подпольем отображено, пусть и штрихпунктирно. Так, упоминается «старик Лютиков» (правда, вскользь и с фактическими неточностями), оставленный для подпольной работы. Баракова еще нет, но есть работник обкома Иван Проценко, оставленный для руководства партизанами. Есть и старый подпольщик Матвей Шульта… Задача коммунистов — сорвать попытки немцев наладить в Краснодоне добычу угля, что схоже с задачами Лазо на Сучане в 1919 году.

Кроме того, как показывает В. Боборыкин, сложилась «Молодая гвардия» именно самостоятельно — и лишь потом наладила связь с партийным подпольем, которое уже было и действовало (опять же похоже на сучанскую историю). Не говоря об известной автономности молодежи, без согласования с партийцами казнившей, например, двух полицаев в городском парке Краснодона.

Однако Фадеев все-таки в большей, чем следовало, степени доверился первичным материалам краснодонской комиссии, что впоследствии осложнило его работу.

Были и другие сложности. Писать по заказу вообще труднее, чем от души, — это знаем и мы, ординарные «райтеры» нового времени. Пусть сам Фадеев не считал, что писать на заказ плохо (если это не «буржуазный» заказ, а — народный, партийный, правильный), но все равно его свобода как художника была изначально ограниченна.

Лучшее свое он писал без оглядки на руководство (искренне им уважаемое) — это и «Разгром», и письма Асе. Дело не в том, что он боялся цензуры, — дело в самой этой оглядке (потому он и за жизнеописание Сталина не взялся). Надо писать не «как надо», а «как хочешь» — тогда и выходит как надо[319]. Может, Фадееву не хватило какой-то хемингуэевской бесшабашности?

В случае с «Молодой гвардией» он оказался заложником выбранной им формы — художественно-документального романа (война родила немало книг такого рода; пожалуй, самая известная — «Повесть о настоящем человеке» Полевого, где летчик Маресьев превращен в Мересьева). Пиши Фадеев чисто художественную вещь — с него не было бы столь строгого спроса. Но он создал художественный текст на основе реальных событий. Одни персонажи выведены под подлинными, взятыми из жизни фамилиями, другие — под слегка измененными, третьи — под выдуманными. Федин писал Фадееву: «Сделал ты очень трудную вещь, потому что для тебя обязательны живые люди и факты, а это для создания образа — тяжкие оковы».

Сам Фадеев терпеливо объяснял читателям и критикам: «Я писал не действительную историю „Молодой гвардии“, а художественное произведение, в котором много вымышленного и даже есть вымышленные лица. Роман имеет на это право». Или: «Как во всяком романе на историческую тему, в нем вымысел и история настолько переплетены, что трудно отделить одно от другого». Или: «Это и действительная история, и в то же время художественный вымысел. Это — роман».

Он мог маневрировать только в узких пределах, заданных самой действительностью, словно нащупывая в туманных фьордах единственный ускользающий фарватер. Здесь трудно было типизировать, создавать обобщенные образы, выбрасывать реальные фигуры… Это был роман — но документальный. Будь он традиционным — критика лишилась бы многих аргументов. Но Фадеев был вынужден точно отображать факты и был вправе выдумывать лишь частности. «Богатство фактического материала было его главным богатством в работе над повестью. Но с того момента, когда повесть стала перерастать в роман и замысел писателя становился все шире и глубже, это богатство порою оказывалось для него обременительным. Интересы художника пришли в противоречие с интересами документалиста-историка», — сформулировал Боборыкин.

В романе есть персонаж по имени Евгений Стахович.

Фадеев говорил: основные эпизоды деятельности краснодонского подполья воспроизведены более или менее точно, но некоторые фигуры придуманы. Наполовину вымышлен Матвей Шульга (такой работник был, но не в Краснодоне, а в Ворошиловграде), выдуманы некоторые герои не первого плана (Каюткин, генерал Колобок), немцы — по недостатку информации. Хотя, отмечал Фадеев, «главный палач Фенбонг — фигура не вымышленная». Он видел на допросе после взятия Великих Лук немца с патронташем, набитым деньгами и золотыми зубами, — тот говорил, что после войны хотел открыть лавку; этого типа Фадеев и перенес в Краснодон[320].