— Но я видела...

— Огонь ты тоже видела, — грубовато перебил он. — Но ведь не чувствовала его. То есть думала, что не чувствуешь, — ожоги-то у тебя оставались. Я тоже видел, когда был там, в огне. С этим дымом... Я видел Аманиту. И не чувствовал... забыл, что она такое на самом деле. И мне хотелось за ней идти. Понимаешь? Я забыл обо всем на свете — об этом огне, о Рослин, проклятие, да обо всем. Я только шел и шел к моей Аманите... думал, что иду, пока вы тут со мной возились, как с младенцем. Понимаешь, о чем я?

— Этого не может... — Это было глупо, так глупо, но на глаза у нее наворачивались слезы — слезы боли и обиды, как же так, ведь она видела собственными глазами...

Верно, Эллен видела глазами, которые не были глазами Эллен... а чьими же они в тот миг были?

Глориндель взял ее за руку, и она вздрогнула.

— В тебе есть эльфийская кровь, — сказал он.

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. Он не улыбнулся в ответ и не выпустил ее руки. Его кожа уже не казалась Эллен обжигающе горячей, но ей все равно не хотелось, чтобы он ее отпускал. Хотелось сидеть с ним там вечность напролет, и не важно, что он будет говорить.

— Травы, которые те ублюдки из деревни подсыпали в огонь, — это те же самые, которыми тальварды одурманивают эльфов. И каждый из них видит впереди что-то или кого-то, за кем хочется идти. За кем будет идти и идти, сколько понадобится. Ты, видимо, слишком близко тогда к ним подошла, и до тебя тоже донесся запах этих трав. А потом, в деревне, они уже не подействовали на тебя — ведь вызывают они видения, а ты ослепла...

Думала, что ослепла, отстраненно пронеслось в голове Эллен, но она даже не заметила этой мысли, потому что весь ее разум заполнило одно звонкое, как оплеуха, слово.

— Видения? — прошептала она.

Эльф покачал головой, печально улыбнулся.

— Не важно. Ты разве не поняла еще? Есть эти люди на самом деле или их нет — не имеет никакого значения, не в этом сила дурмана. А в том, что никто из нас не может остановиться и задуматься, зачем нам преследовать их. Это же главное, Эллен, это самый главный вопрос. Зачем нам идти за людьми, которых мы давно потеряли, зачем...

— Зачем нам враги, — вырвалось у Эллен. Эльф умолк и какое-то время пристально смотрел на нее. Потом раздельно произнес:

— Ну-ка, Эллен, припомни, не случалось ли твоей любезной госпоже леди Рослин заваривать тебе чай? Не крутилась ли она возле чайника, когда его приносили служанки? И не казалось ли тебе иной раз, что у этого чая какой-то странный привкус?

Он отпустил ее так внезапно, что она ощутила себя неловко. А мгновением позже приглушенно взвизгнула Рослин — когда рука эльфа вцепилась в ее волосы и дернула вверх, ставя на колени. Слева от Эллен коротко зашуршала палая листва, блеснуло вырванное из ножен лезвие: Натан уже стоял на ногах.

Глориндель, не глядя на него, выбросил в его сторону руку с предостерегающе отставленной ладонью. Другая его рука сжимала волосы Рослин на затылке, запрокинув ее голову назад, а глаза все так же смотрели в глаза Эллен... которые...

Чьими же они были сейчас глазами?

— Сиди, Натан, — не повышая голоса, сказал Глориндель. — Сиди, не двигайся. Все в порядке. Просто пришло время нам всем наконец поговорить начистоту.

— Отпустите ее, милорд, — прозвучал из тьмы хриплый голос Натана.

— Сядь, тебе сказано!

Натан не сел и не спрятал оружия, но с места не двинулся. Эллен сидела прямая, как струна, не поворачивая головы, и слушала, как он дышит — мучительно, надрывно, будто у него разрывалось сердце. Его господин, кажется, хочет причинить зло его госпоже — и если в самом деле попытается, Натан, вероятно, попросту убьет их обоих, если уж не сможет обоих защитить.

Но я, подумала Эллен, я-то смогу. Я здесь именно для этого.

Глориндель встряхнул Рослин, рывком развернул к себе. В бликах огня ее перекошенное лицо совершенно не напоминало детское.

— Ты моя маленькая хорошенькая ведьмочка, — нежно сказал Глориндель, и от его тона у Эллен задрожали руки. — Ты ведь все спланировала, верно? Ты сбежала из Калардина, зная, что меня отрядят тебя искать, и ты одурманила свою служанку, чтобы она тебя сопровождала — именно она, потому что ее легче всего было одурманить? Ты ведь знала, что в ней есть кровь эльфов, так?

— Не поэтому, — срывающимся голосом ответила Рослин; по ее лицу струился пот, а глаза смотрели умоляюще. — Я просто... хотела... ее...

— Почему ее?

— Она убила моего ребенка, — спокойно сказала Эллен. — Вместе со своим братом. И она ненавидела меня за это. И до сих пор ненавидит.

— Ты хотела вернуть меня в Калардин! — вдруг в ярости выкрикнула Рослин.

— Вы не оставили мне выбора, миледи. Мы не могли идти дальше вместе, вы убили бы меня, или... — Она осеклась. «Или я — вас», — вот что следовало добавить, но она просто не могла выдавить эти слова.

— Все равно! Ты не имела права меня бросать! Ты моя служанка!

— Я ваш враг, миледи, и это ваши слова! — сказала Эллен и встала.

Она чувствовала Натана, как чувствовала бы змею, затаившуюся в траве перед прыжком. И сейчас ей было все равно, в кого эта змея вонзит зубы.

Впрочем, может, дело в том, что она знала: опасаться здесь надо не змеи.

— Так, ладно, — сказал Глориндель. — Как ты заманила сюда Натана?

— Его я не заманивала! — пылко ответила Рослин, и Эллен ей отчего-то поверила. — Мы случайно встретились и...

— И что? — встряхнув ее, повторил Глориндель.

— И я поняла, что он — твой, как и Эллен — моя! Я для тебя его вела! — уже почти срываясь на рыдания, прокричала она.

Глориндель поднял голову, перевел на Натана немигающий взгляд.

— Слыхал, друг мой? Оказывается, мне тебя подарили.

— Отпустите ее, — глухо потребовал Натан. Глориндель, не отреагировав, снова посмотрел Рослин в лицо. Взгляд у него был почти влюбленный.

— Ну какова же мерзавка, а? — с восхищением сказал он и рывком притянул ее ближе, так что она уперлась руками в его грудь. — А теперь говори, кто все это устроил. Кто выманил эльфов, кто выманил меня и куда ты всех нас ведешь... дрянь?

Последнее слово прозвучало с нежностью; хотя нет, не нежность, это была даже не нежность — любовь, неистовая, яростная, и Эллен подумала: «Все верно, вы только такой ее и смогли бы полюбить, милорд... Да спасут вас всеблагие небеса».

— Я... не знаю, — прошептала Рослин и ткнулась лицом ему в грудь. Глориндель положил ладонь ей на затылок. Поднял голову.

— Ну, что повскакивали, — проворчал он. — Садитесь. Натан, да спрячь ты уже свой меч. Кого, интересно, ты тут шинковать собрался?