litbaza книги онлайнПсихологияЖизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости - Майа Шалавиц

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 103
Перейти на страницу:

Все обстояло совсем по-другому при обмене игл. Несмотря на то что эта процедура называлась обменом игл, они просто выдавались бесплатно и тем, у кого не было взамен использованных игл. Хотя возврат использованных игл поощряется, потому что это гарантия их надежной стерилизации, но официально требования возврата использованных игл не существует. Для получения новых игл люди просто должны быть теми, кем они являются, – внутривенными потребителями наркотиков. Оказывается, что нежданная доброта, получение помощи, о которой не просили и на которую не надеялись, сами по себе являются мощным психологическим вмешательством. Идея о том, что кто-то смотрит на тебя как на человека, способного к ответственному отношению к собственному здоровью, и как на существо, достойное жизни, является еще более мощным средством психологического воздействия. Такое отношение открывает путь к надежде.

Во-первых, каждый раз, когда я участвовала в акциях по обмену игл, я открывала для себя истории, подобные истории Ирин, которую я напечатала в журнале «Спин» в 1991 году. Когда я познакомилась с этой девушкой, она выглядела так же, как в свое время выглядела я: болезненно худая, прочно сидящая на коксе, бледная и неухоженная. Она с ночи приходила на улицу, дожидаясь встречи с нами, говоря: «Это была единственная приличная вещь в моей жизни. Эти люди слушали меня и делали очень полезное дело». Во время нашей следующей встречи я просто не узнала Ирин. В течение 74 дней она не принимала наркотики; одна женщина, менявшая иглы, помогла ей найти путь к выздоровлению. За это время Ирин поправилась на 25 фунтов. У нее теперь были живые глаза. Она улыбалась. «Теперь я хочу сама менять иглы», – сказала она мне.

Но даже в тех случаях, когда благотворные перемены были не столь очевидными, они все же были заметны. Дэн Бигг, первопроходец движения за уменьшение вреда, ставший первым распространителем антидота героина налоксона в Чикаго, определяет выздоровление как «любой положительный сдвиг». В свете такого подхода начало выздоровления можно разглядеть во время всех акций по уменьшению вреда. Это видно по стилю общения между активистами и зависимыми людьми – общения уважительного и теплого. Это видно по появлению живого выражения в глазах участников, к достоинству которых впервые проявили уважение. Это видно по заботе, которую проявляют зависимые люди по отношению друг к другу, когда берут чистые иглы для тех, кто не смог сам за ними прийти.

Критики, утверждающие, что такая стратегия посылает зависимым ложный сигнал, на самом деле очень далеки от истины. Обмен игл и уменьшение вреда не означают, что зависимым говорят: продолжайте убивать себя, нам нет до этого никакого дела. Они говорят людям, зависимым и здоровым, что каждый человек достоин жизни и что зависимость – это не смертный приговор и не вердикт об изгнании. Самым униженным, самым бессильным из этих людей программы уменьшения вреда говорят: я верю в твою способность защитить себя и других. Я верю, что ты можешь сделать что-то полезное и осмысленное. Тебя не надо принуждать к правильному выбору. Подход с позиций уменьшения вреда преподает зависимым очень наглядный нравственный урок.

Когда людей начинают ценить другие, они начинают ценить сами себя. Даже если они не могут отказаться от употребления наркотиков, то тактика уменьшения вреда привносит в отношения тепло и поддержку, в которой так сильно нуждаются травмированные и выброшенные на обочину жизни люди. Так как очень важно умение справляться с последствиями травм, то тактика уменьшения вреда позволяет создать фундамент для роста такой способности. Уменьшение вреда – противоположность суровой любви – это безусловная доброта и проникновенность, которая стороннему наблюдателю может показаться неисправимым уродством с удивительными проблесками возвышенной неземной красоты.

Мой разрыв с 12-ступенчатыми программами начался, когда я присоединилась к движению уменьшения вреда и стала интересоваться научными данными о природе наркотической зависимости. Тем не менее я не выступала против таких программ до тех пор, пока у меня, после семи лет воздержания от наркотиков, не развилась серьезная депрессия. Я никогда не была догматичной поклонницей ступенчатых программ, безоговорочно верившей в то, что улучшение, достигнутое приемом психотропных препаратов, нельзя считать «истинным выздоровлением», а именно такое отношение доминировало на встречах анонимных алкоголиков в восьмидесятые и девяностые годы. Действительно, я побуждала многих моих друзей, страдавших депрессией, обращаться к психиатрам и следовать их рекомендациям, несмотря на широко распространенное предубеждение и внутреннее сопротивление. Я всегда считала, что пренебрегать врачебными рекомендациями очень опасно, а официальная позиция общества анонимных алкоголиков отвращала его членов от «игр с докторами». В конце концов, я и сама долго воздерживалась от приема психотропных лекарств. В какой-то степени и я прониклась идеей о том, что «боль – это пробный камень любого духовного прогресса» и что «избегание» любого эмоционального страдания посредством приема лекарств является опасным и бесполезным делом.

Мне только предстояло понять, что чрезмерные страдания могут в еще большей степени ухудшить жизнь, чем даже наркотическая зависимость: одиночество на фоне эмоционального или физического страдания может быть хуже, чем одиночество на фоне внутривенного введения наркотиков. Не осознавала я и моих собственных предубеждений, которые заставляли меня свысока смотреть на людей, участвовавших в метадоновых программах или принимавших по рекомендации психиатров антидепрессанты.

Однако в 1995 году я сломала эту стену предубеждения. В то время я стала бояться всего и вся. Ничто не приносило мне радости; мало того, я просто не могла чувствовать себя нормально. Большую часть периода полного воздержания от наркотиков, даже в худшие моменты, меня мотивировала работа, но теперь и она казалась мне никчемной и бессмысленной. Расплакавшись однажды на работе, я поняла, что ждать больше нечего, и пошла на прием к психиатру. Психиатр назначила мне антидепрессант из класса лекарств, усиливающих действие серотонина.

К своему удивлению, приняв в первый раз таблетку золофта, я сразу вспомнила свои первые ощущения от развлечений с легкими наркотиками – психоделическими субстанциями. Вскоре после того, как я проглотила эту первую таблетку, у меня возникло ощущение, знакомое по приему ЛСД. Ощущение сначала возникло в области желудка, и я поняла, что сейчас начнутся странности. (Вероятно, все дело в том, что и ЛСД, и золофт действуют на одни и те же серотониновые рецепторы, которые – как это ни странно – в большинстве своем находятся в кишках, а не в мозге). Действительно, очень скоро у меня появились легкие галлюцинации. Стоило мне закрыть глаза, как перед моим внутренним взором стали возникать ярко окрашенные геометрические фигуры – такие же, какие я видела на фоне приема кислоты. Иногда я продолжала видеть эти фигуры, даже когда открывала глаза, особенно если смотрела на голую стену. Я позвонила психиатру и рассказала о галлюцинациях, и врач посоветовала вдвое уменьшить дозу. Я отнеслась скептически к этой рекомендации, но все же выполнила ее.

Через два дня психоделические явления действительно прошли, но симптомы депрессии и отсутствия радости жизни остались. Мне даже стало скучно без галлюцинаций. В тот момент я поняла, почему продолжала принимать кокаин даже после того, как он совершенно перестал доставлять мне удовольствие. Конечно, введение кокаина стало химически запрограммированной навязчивостью, но сыграло свою роль и отвлечение хоть на какие-то ощущения, вырывавшие из полной серости моего тогдашнего бытия.

1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 103
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?