Вот кто я такой, Барла. Я твой избранник!

Рассудив, что времени прошло уже достаточно, Уиллер отпер дверь кабинета магическим ключом Джарралта и направился к Погодной Палате. Он не хотел сообщать Джарралту потрясающих новостей, не убедившись воочию во всей гнусности злодеяний Эшера.

Уиллер дважды сбивался с дороги. Королевские чиновники только теоретически знали, где находится Погодная Палата, бывать там никому не доводилось. Вскоре после того, как он заблудился во второй раз, пошел снег. Когда, наконец, нужная тропа нашлась, Уиллер уже замерз, промок до нитки и задыхался от усталости. Штаны изодрались в клочья, левую руку он поранил до крови, зацепившись ногой за корень и неудачно упав на мокрую землю.

Погодная Палата внушала ужас и благоговение. Это было чудо, которое Эшер осквернял самим своим присутствием здесь, не говоря уже о проникновении внутрь. Купол Палаты облекало странное свечение, пронизанное голубыми, пурпурными и серебристыми бликами.

Уиллер подкрался ближе, вздрагивая при каждом скрипе дерева, каждом шорохе в траве. Внезапно низко над головой с замогильным криком пронеслась сова, и Уиллер чуть не обмочился прямо в штаны от страха. Задыхаясь, он упал у двери в Палату. Сердце билось с такой силой, что удары отдавались в барабанных перепонках почти невыносимой болью.

К его изумлению, дверь оказалась незапертой. Он скривил губы в усмешке. Самонадеянность Эшера оказалась так велика, что он считал себя неуязвимым. Неуловимым. Уиллеру не терпелось посмотреть в лицо негодяю в тот момент, когда до него дойдет, как он ошибался.

Он вошел в Палату. Световым камнем воспользоваться не посмел и двинулся вверх по лестнице в темноте, спотыкаясь о ступеньки и закусив губу, чтобы не закричать от боли. Грудь словно сжало железными обручами. Уиллер был близок к обмороку, избитые ноги молили о сострадании.

Когда он уже решил, что вот-вот упадет замертво, лестница вдруг кончилась, и он оказался перед еще одной дверью. Она была едва приоткрыта, и в узкую щель сочился свет. Заглянув в нее, Уиллер понял, что изнутри Палата освещается какими-то вспышками, которые сопровождаются странными, пугающими звуками. Кто-то пронзительно кричал, перемежая мучительные вопли непонятными, страшными словами.

Волосы встали дыбом.

Пока он стоял возле двери, вопли достигли непереносимой визжащей ноты и внезапно оборвались, словно по горлу кричавшего полоснули острым ножом. Мгновение спустя раздался глухой стук, будто чье-то тело упало на пол.

Трясясь и задыхаясь от страха, он распахнул дверь и заглянул в Палату.

Просторная комната, стены увешаны диаграммами и пергаментами. Полки заставлены старинными книгами. В центре — чудесное творение, модель королевства, над ним — крошечные облачка, из которых сыплется снег. Возле этого чуда лежит Эшер. Весь забрызганный, истекающий кровью. Мертв? Только не это.

Прошу, только не это, ибо он должен жить, чтобы ответить за свои преступления, чтобы стоять на коленях перед торжествующим соперником. Пусть с него сорвут личину перед всем королевством, и пусть люди узнают, что он был чудовищем, и узнают имя того, кто его разоблачил.

Он подполз поближе. Эшер дышал. Дышал прерывисто, хрипло, постанывая, на лице залегли глубокие морщины, по которым можно было судить, что все его тело истерзано болью. Кровь заполнила глазницы, запеклась в ноздрях, выступила пеной на губах.

Уиллер беззвучно удалился. Использовал магический ключ Джарралта, чтобы запереть обе двери, и опрометью бросился прочь от Палаты.

* * *

— Конройд! Конройд, проснись, дорогой, проснись!

Морг открыл глаза. Кто там? Ах да… Его постылая, суетливая супруга. По крайней мере, пока супруга.

— Что такое, Этьенн?

— О, Конройд! — вскричала она с тревогой. — Там внизу какой-то ужасный маленький олк, и он ни за что не желает уходить! Настаивает, что должен видеть тебя, говорит, что не уйдет из прихожей, покаты не спустишься!

Морг потянулся, наслаждаясь своим новым здоровым телом.

— Он сказал, как его зовут?

— Виллим. Или Уолтон. Что-то на «у» или «в», — ответила Этьенн, морща лоб. — Заставь его уйти, Конройд, прошу тебя. Сейчас полночь, а он в самом деле ужасен!

Морг откинул одеяла.

— Уиллер?

— Ах да, точно, Уиллер. Во имя Барлы, что у тебя общего с таким…

Он с руганью вскочил с постели.

— Замолчи, старая кляча! — Женщина в изумлении выпучила глаза. Не обращая внимания на нее, он набросил халат Джарралта и поспешно вышел из спальни.

Уиллер ждал в холле — оборванный, грязный, запачканный кровью и прилипшей травой.

— Господин! — закричал он и, пачкая ковер, бросился навстречу, чтобы встретить его у подножия лестницы. — О, господин! Главный маг мертв… и… и…

Морг схватил его за плечи и встряхнул.

— Ну что, дружок? Это Эшер? Отвечай быстро, это Эшер?

Глаза Уиллера блестели, как звезды.

— О, господин, да! Это Эшер! Наконец-то… наконец-то! Господин Джарралт, он у нас в руках!

Пеллен Оррик вздохнул и сделал добрый глоток из кружки с чаем. За окном его кабинета, расположенного в казарме городской стражи, продолжал падать снег. Белое покрывало ложилось на унылый сад, мостовую, улицу и подъездную аллею, ведущую к воротам казармы. Лампы уличных фонарей делали белое золотистым, настойчиво напоминая о вездесущей магии.

Повсюду царила полная тишина. Камеры в подвале казармы в данный момент пустовали, и стражники, заступившие на ночное дежурство, мирно почивали на своих койках. Обычная ночь — город переходил от траура к привычному течению жизни. Гар на троне. Эшер — Правитель олков.

При мысли об Эшере он улыбнулся. Потрясающий, незаурядный человек. Сегодняшнее — нет, уже вчерашнее — представление в Палате Правосудия станет темой для сплетен на ближайшие несколько недель. Даже месяцев. Он думал, что глава гильдии Роддл помрет от удара прямо там, на месте. Его самого чуть удар не хватил от усилий сдержать рвущийся наружу хохот.

Неукротимый Эшер вскарабкался на место Законодателя. На кресло, в котором веками сидели ставленники королей. Но Эшер на то и Эшер, чтобы карабкаться вверх. И через. Через скамьи, столы, препятствия, ограничения. Традиции. И отбрасывать при этом условности и внешнюю помпезность с непринужденностью и ловкостью настоящего деревенского увальня.

Пеллен затрясся в беззвучном смехе. Теперь имя Индиго Глоспоттла будет жить в веках. Эшер об этом позаботился. Какая большая ответственность лежит на его широких, твердых плечах. Он знал, что если бы кто-то другой влез с ногами на кресло Законодателя, то ему стало бы не смешно, а тревожно. От такой власти голова закружится сильнее, чем от улыбки хорошенькой девушки на улице. Но только не у Эшера. Если Пеллену когда-либо встречался человек, совершенно равнодушный к соблазнам власти, так это Эшер.