…Генри проспал до самого вечера, а потом очнулся – не проснулся, а именно очнулся, будто из проруби бездонной вынырнул, – сел, озираясь.

– Я взяла у тебя денег, – сообщила Мария-Антония, растягивая на руках его драную куртку. Вернее, теперь уже зашитую. – У меня почти ничего не осталось, а ты наверняка страшно голоден.

– Это точно, – сознался он, протирая глаза. – Только сперва собак бы накормить, если уже явились…

– Явились, – кивнула принцесса. – Я проверила. Их накормили, как ты велел, они спят на конюшне.

– Хорошо… – Мужчина снова помотал головой, заставляя себя проснуться. – Ты как тут? Никто не трогал? Только честно.

– Ты уже спрашивал. – Девушка улыбнулась. – И я ответила – никто. А в дилижансе оказалась одна замечательная пожилая дама, она опекала меня, как родную внучку. И объяснила, как вести себя и что говорить, если вдруг… А на крайний случай у меня был револьвер.

– Погоди, погоди, – нахмурился Монтроз, с трудом соображая спросонок. – Это что за тетка такая? И почему тебя тут называют какой-то фамилией…

– Шульц, – напомнила Мария-Антония. – Это ее девичья фамилия, а так-то она Мариам Герберт-Шульц. А я, изволишь ли видеть, ее троюродная внучка.

– О господи… – Генри рухнул поперек кровати. – Тебе везет, как… Я не знаю просто! Взять и наткнуться на старуху Мариам, которой детей в округе пугают, а потом назваться ее внучкой!

– Троюродной, – заметила принцесса. – И это была ее идея.

– Ты ей рассказала что-нибудь?

– Ничего, кроме той самой истории о разоренной ферме. Но она не поверила. Ты и сам говорил, – вздохнула принцесса, – мне трудно притворяться простолюдинкой. Даже руки меня выдают.

– Тебе сказочно повезло, – пробормотал Генри, поднимаясь на ноги. Его слегка покачивало, как пьяного, это давала о себе знать застарелая усталость. – Ты мне потом все расскажешь, Тони. А сейчас…

– Ужин полчаса как готов, – сказала она невозмутимо. – Иди вниз, хозяйка тебе подаст. А потом поди и вымойся, от тебя разит, как из выгребной ямы, Генри Монтроз!

– Когда ты обниматься лезла, то об этом не вспоминала, – буркнул он, пряча ухмылку.

– Я была слишком рада тебя видеть, чтобы еще и принюхиваться, – отрезала принцесса. – Иди, покуда ужин не остыл. Он здесь и так не сказать, чтобы слишком хорош!

Генри только вздохнул, отправился, куда послали, и приговорил минимум три порции непонятного варева с ошметками мяса, именовавшегося здесь «рагу с овощами». Да и ладно, что – и кого – бы ни спровадили в это безобразие, оно все равно оказалось горячим, сильно сдобренным пряными травами и достаточно сытным, чтобы заставить его желудок возликовать.

Потом он сходил проведать псов – те стараниями Марии-Антонии получили причитающуюся им кормежку и теперь действительно дрыхли, хотя и проснулись навстречу хозяину, – и лошадь. Та выглядела скверно, и конюх, хмурясь, сказал, что кобыла вряд ли уже будет бегать, как прежде. Генри было жаль скотинку, но он купил ее по случаю, привыкнуть не успел, а его жизнь мало располагала к сантиментам относительно таких вот случайных лошадей… Придется купить новую, вот и все, подумал он.

До темноты он успел провернуть еще кое-какие делишки, потом с наслаждением отмылся в горячей воде и отправился наверх.

– Я уже и не чаяла увидеть тебя сегодня, – встретила его Мария-Антония. В точности как сварливая жена, восхитился Генри.

– Ну, вот он я… – Он невольно замялся на пороге, не зная, что сказать.

– Что случилось? – тихо спросила девушка. – Я думала, что не дождусь. Собиралась уже дать знать на ферму…

Монтроз вздохнул, улыбнулся. Пересказал все то же, что говорил ей спящей, только с большими подробностями – те сами собою всплывали в его памяти.

– Хорошо, что не потащилась одна на ферму, – сказал он в заключение. – Приметно. Я придумал кое-что получше.

– И что же?

– Завтра увидишь, – заверил Генри и сел на коврик у кровати. – Я буду спать тут, только кинь мне одну подушку.

– Не дури, Генри Монтроз, – сказала принцесса. – Ты будешь спать рядом со мной. И если бы ты знал, какого я натерпелась страху, пока тебя не было…

«Верно, заклятие! – выругал себя он. – Ведь помнил же!»

– Прости, – сказал он покаянно. – Я ведь не нарочно.

– А я тебя и не виню, – ответила девушка. – Я просто говорю, что было. И что будет.

– За что люблю тебя, – сообщил Генри, скидывая сапоги и забираясь на кровать, – так это за определенность суждений. Ты вот скажи… ну, например, тебе какой цвет больше всего нравится?

– Синий, – помедлив, ответила принцесса.

– Какой именно синий? Кобальтовый, лазурный, еще какой?

– Не знаю, – удивилась она. – Просто синий. Как небо. А почему ты спрашиваешь?

– Да так… – Генри вытянулся на спине. – Тебе бы мужчиной родиться. Для меня тоже есть только один синий цвет. Как небо. А для девиц – сто оттенков! Я и названий всех не знаю…

– У неба тоже тысячи оттенков, – серьезно сказала девушка. – Но цвет один – синий.

Он не ответил, только кивнул, зная, что она почувствует его движение. Если бы не задание… Если бы она не была принцессой… Если бы…

– Генри, что с тобой? – его виска коснулись прохладные пальцы.

– Ничего. Устал, – криво улыбнулся он. – Мне бы выспаться, и я буду прежним!

«Я никогда не буду прежним. Никогда. Для этого мне придется проспать лет этак с тысячу, и все равно, когда проснусь, первым делом оглянусь, чтобы узнать…»

– Тогда спи, – сказала она. – Ты на себя не похож. Спи.

– А ты?

– Ты ведь не я. Я сумею тебя добудиться, если вдруг что случится, – усмехнулась принцесса.

– Если вдруг что… – сонно пробормотал он. – Стреляй в окно. Звону, грохоту… я точно проснусь!

– Непременно так и поступлю, – заверила девушка, и Генри провалился в сон…

…Когда она проснулась, Генри рядом уже не было, и только примятая подушка говорила о том, что он ночевал здесь.

Впрочем, он скоро вернулся, веселый, довольный, словно ему крупно повезло.

– Тони! – сказал он. – Давай, собирайся! Сейчас надо ехать, иначе потом сложно будет.

– Далеко ли? – осведомилась она. Вчерашняя радость по поводу появления Монтроза прошла, уступив место повседневным хлопотам.

– На ферму, – понизив голос, ответил Генри и махнул кому-то за дверью. – Вот, познакомься…

Через порог шагнул истинный гигант – на полголовы выше немаленького Генри и раза в полтора шире его в плечах, – белокурый, светлоглазый, загорелый дочерна и улыбчивый. Одет он был, как фермер.

– Это Эрик, – сказал Генри, а гигант изобразил поклон, прижимая шляпу к груди. – Мой… хм… друг.