Рассуждал ли Дэнни с позиции отца, когда печатал свое короткое письмо хиппующему плотнику? Прежде чем ехать в «Авеллино», он отвез свое послание и опустил в почтовый ящик хамоватого владельца собак. Хотелось ли ему, чтобы Джо, столкнувшись с каким-нибудь агрессивным субъектом, повел бы себя аналогичным образом? Эти вопросом он пока не задавался.

«Я искренне сожалею, что один из ваших псов мертв, — выстукивал на машинке Дэнни. — Но вы рассердили меня. Вы не следили за своими собаками и не желали признавать того факта, что общественная дорога — не территория, безраздельно принадлежащая вам и вашим собакам. Однако и мне нужно было бы вести себя более разумно. Теперь я буду бегать в другом месте. Вы потеряли собаку. Я отказываюсь от своей любимой трассы. Можно считать, что мы квиты?»

Это был обычной лист бумаги для пишущих машинок. Своего имени писатель не поставил. Если Армандо прав и плот-ник-хиппарь действительно учился у Дэнни, тогда этот злобный собаковладелец наверняка знал, кто бегает мимо его лачуги с рукоятками от ракеток для сквоша. Но писатель не видел смысла рекламировать себя. Он обошелся без конверта: сложил лист пополам и сунул в почтовый ящик, находившийся там же, рядом с местом, где он подвергся нападению собак.

Сидя в «Авеллино» и записывая мысли (впоследствии они могут пригодиться), Дэнни знал, как Армандо отреагировал бы на это письмо.

— Не пытайся налаживать отношения с разной швалью, — сказал бы его друг.

Или что-то в этом роде. Однако у Армандо никогда не было детей. Может, поэтому он такой смелый? Но разве нарастающая и выходящая из-под контроля конфронтация — не одно из главных зол? Разве она не стоит во главе списка бед, от которых каждый родитель постарается защитить своих детей? (В блокноте Дэнни Эйнджела, среди торопливо набросанных фраз, выделялись подчеркнутые слова — «безотчетный страх».)

В детстве и даже позже Дэнни считал главным различием между своим отцом и Кетчумом то, что отец был поваром, а Кетчум — сплавщиком и лесорубом, жестким и крепким, как ботинки с шипами. Такие люди никогда не побегут от опасности, а, наоборот, встретят ее лицом к лицу.

Но Кетчум порвал всякие связи со своими детьми, фактически он их потерял. Став старше, Дэнни понял: еще неизвестно, смелее ли Кетчум, чем его отец. Сплавщик утратил отцовские чувства, над ним не витал страх потерять своего ребенка. Дэнни только сейчас в полной мере понимал: отец всегда по-настоящему заботился о нем. Решив покинуть Извилистый, повар рассуждал с позиции отца. Когда Джо подрос, они с отцом оба испытывали страх за мальчишку, и общий страх сблизил их.

Возможно, это началось еще в Вермонте и продолжалось в Айова-Сити (второй период их жизни в Айове Дэнни мысленно называл «азиатской» паузой). У повара там была подруга — пожалуй, самая волевая и целеустремленная из всех его женщин. Китаянка по имени И Ин. Она работала медсестрой в отделении экстренной помощи Больницы милосердия[151]. Женщина эта была ровесницей Дэнни (может, чуть старше) и почти на двадцать лет моложе повара. В Гонконге у нее осталась дочь возраста Джо. Муж И Ин хотел сына и после рождения дочери бросил жену. Девочка жила с родителями китаянки, пока упорная медсестра строила свою новую жизнь на американском Среднем Западе. Ей нравились работа и город. Врачи в Больнице милосердия называли И Ин незаменимой. Она уже получила «зеленую карту» и теперь стояла в очереди на получение американского гражданства.

Естественно, не все были такого высокого мнения об И Ин. «Китаёза», «узкоглазая», «желтая морда» — такие слова ей приходилось слышать от расистски настроенных пациентов, водителей, прохожих. Возможно, ее принимали за вьетнамку — «военную невесту» какого-нибудь ветерана Вьетнамской войны. Но у И Ин была слишком высокая цель, чтобы обижаться на подобные оскорбления: она решила перевезти в Соединенные Штаты родителей и дочь. Бюрократические процедуры требовали времени и терпения. И Ин упорно двигалась к намеченной цели. (Кто-то из государственных служащих, кому она доверяла, сказал ей, что после окончания Вьетнамской войны вопрос с переселением ее родных решится легче и быстрее.)

Тони Эйнджелу И Ин сказала, что сейчас не время «увязать в романтических отношениях». Ее слова были музыкой для ушей повара, как иногда думалось Дэнни. Цель стояла у нее на первом месте, а повар был просто сексуальным партнером, нетребовательным и готовым утешить. Тони Эйнджела, успевшего к этому времени пережить несколько потерь, такие отношения очень устраивали. Более того, внук повара был одного возраста с дочерью И Ин, и она относилась к мальчишке с материнской заботой.

Прежде чем вводить новых женщин в свою жизнь, Дэнни и его отцу всегда приходилось думать о Джо. И Ин мальчику понравилась — немалый аргумент в ее пользу. Некоторым осложнением являлось то, что И Ин была почти ровесницей Дэнни и что писателя тянуло к ней.

За три года Дэнни с отцом сменили три квартиры. Все три находились в домах на Корт-стрит и принадлежали университетским преподавателям, уехавшим в годичный отпуск[152]. Корт-стрит была красивой, обсаженной деревьями улицей с основательными трехэтажными домами. Настоящий университетский квартал. Отсюда можно было пешком, не пересекая опасных магистралей, дойти до начальной школы имени Лонгфелло, где Джо учился во втором, третьем и четвертом классах. Корт-стрит находилась не в центре города, и Дэнни не надо было проезжать по Айова-авеню — улице, где они когда-то жили с Кэти. Во всяком случае, его путь к зданию Инглиш-философи-билдинг, стоящему на берегу Айовы, пролегал в стороне. (В И-пи-би[153], как все называли это здание, находилась Писательская мастерская, и у Дэнни, как у каждого преподавателя, был свой кабинет.)

Их жилище на Корт-стрит было достаточно просторным, однако Дэнни не мог работать дома. Не в последнюю очередь из-за графика дежурств И Ин. Нередко она спала в комнате повара до полудня, затем надевала свою шелковую пижаму и спускалась в кухню приготовить себе незатейливый завтрак. Во внерабочее время китаянка предпочитала ходить в облегающих гонконгских пижамах.

Дэнни нравилось проводить Джо в школу, а затем идти в И-пи-би и писать. Если дверь его кабинета была закрыта, студенты и коллеги-преподаватели знали, что он занят, и не беспокоили писателя. (И Ин была невысокого роста, плотного телосложения, с миловидным лицом и длинными угольно-черными волосами. У нее имелась целая коллекция ярких разноцветных пижам, но даже черная пижама на ней оживала и начинала играть разными оттенками черного.) Дэнни уходил в И-пи-би от И Ин и ее дразнящих облегающих пижам. Но соблазнительный образ китаянки преследовал его и там, долго не позволяя сосредоточиться и начать работать.

— Не понимаю, как вы можете писать в таком стерильном здании, — говорил об И-пи-би писатель Раймонд Карвер[154], тогдашний коллега Дэнни по Писательской мастерской.