Узнав, что дело обстоит таким образом, Теодорих собрал совет: пригласил нас с маршалом Соа, генералов Иббу, Питцу и Эрдвика, своего союзника короля ругиев Феву и его сына Фридо (в конце концов, я ведь давно обещал показать ему войну).

Теодорих сказал:

— Одоакр предпочел вступить с нами в бой на пустошах Паннонии, вдали от ворот, ведущих в римский дом. Он собирается мужественно защищать этот вход, чтобы не позволить нам нанести вред этой священной земле. Он словно бы говорит мне: «Теодорих, ты можешь захватить и даже удерживать спорные земли Паннонии, если сумеешь. Но здесь, возле Венеции, на границе Италийской империи, здесь я провожу линию, переступить которую никому не позволю».

Эрдвик заметил:

— Это может дать ему огромное преимущество. Армия, которая сражается на своей земле, всегда бьется насмерть.

Питца сказал:

— Это означает, что нам придется пройти расстояние свыше шестисот римских миль, чтобы добраться до него. Утомительное путешествие.

— По крайней мере, — произнес Ибба, — нам не придется сражаться на всем протяжении этого перехода.

— А при этом условии путешествие будет не слишком уж тяжелым, — вставил Соа. — Восемьдесят лет тому назад визигот по имени Аларих проделал почти такой же путь, причем его войско было значительно хуже. Тем не менее он прошел отсюда до самых ворот Рима и снес их.

— Да, — подтвердил Теодорих. — И я думаю, нам лучше всего пройти тем же самым маршрутом, что и он. По долине Данувия до Сингидуна, затем вдоль реки Савус подняться до города Сирмия. Это составляет примерно половину пути до места нашего назначения, поэтому мы можем перезимовать в Сирмии. Ну а весной двинемся вдоль Савуса через оставшуюся часть Паннонии, пройдем через провинции Савия и Прибрежный Норик, там ничто не воспрепятствует нам добыть себе пропитание. Поднявшись к верховьям Савуса, мы доберемся до города Эмоны[64], где сможем добыть много всего полезного. После чего нам останется лишь пересечь реку Изонцо. Поздней весной мы должны оказаться у дверей Одоакра.

Мы кивнули и выразили свое согласие с этим планом. Затем я впервые услышал, как заговорил король Фева. С характерным для ругиев акцентом он произнес:

— Я хочу сделать важное заявление.

Все посмотрели на него.

— Поскольку я не сомневаюсь, что в будущем мне долгое время придется управлять какой-нибудь частью бывшей Римской империи, то намерен переделать на римский манер свое чужеземное имя. — Он задрал свой нос — печально известный короткий нос — и надменно взглянул на нас. — Поэтому я желаю, чтобы отныне меня величали Фелетеем.

Услышав это, принц Фридо вздрогнул от смущения, остальные отвели глаза, стараясь сдержать смех. Я решил, что Фева-Фелетей был таким же напыщенным хвастуном, как и королева Гизо, с которой мне довелось познакомиться в Поморье. Просто удивительно, как эти двое смогли произвести на свет такого скромного, во всех отношениях замечательного сына.

— Пусть будет Фелетей, — добродушно согласился Теодорих. — А теперь, мои верные друзья и союзники, вперед! Давайте докажем, что мы настоящие воины.

Так вот и получилось, что в один прекрасный холодный, но солнечный день в сентябре (готы называли его Gáiru, «месяц копий»), первом месяце 1241 года по римскому летоисчислению, или в 488 году от Рождества Христова, Теодорих вскочил в седло своего великолепного скакуна и крикнул: «Atgadjats!» После этого земля вокруг задрожала под согласной поступью тысяч башмаков и копыт, сотен колес повозок: наше могучее войско двинулось вперед, на запад, в направлении Рима.

* * *

Первые двести сорок миль пути мы проделали, как и ожидали, без всяких помех и не вступая ни разу в сражение; в целом путешествие оказалось не слишком утомительным. В сентябре и октябре погода вообще хороша для путешествий: не слишком Жарко днем и не слишком холодно ночью. Знаете, почему готы издавна называли сентябрь «месяц копий»? Да потому, что в это время повсюду в изобилии дичи. В нашем войске имелся авангардный отряд (мы с Фридо частенько оказывались в нем), воины которого должны были вести разведку и охотиться. Дабы разнообразить наш рацион, они также рвали в садах фрукты и оливки, собирали виноград на виноградниках и отбирали у крестьян домашнюю птицу. Это, разумеется, являлось нарушением императорского приказа (как вы помните, нам велено было кормиться за счет собственных запасов), но даже Зенон не мог не признать того, что завоевателям просто невозможно приказать вести себя хорошо.

По пути к нам неоднократно присоединялись новые воины, которые стремились отправиться сражаться вместе с нами. Все они были в основном из различных немногочисленных германских племен — варны, лангобарды, эрулы: иногда всего лишь горсточка людей, а порой и все мужчины племени, способные держать в руках оружие. Некоторые, для того чтобы присоединиться к нам, покрыли огромное расстояние. Было весьма непросто включить их в уже организованное войско, и командиры подчас от досады скрипели зубами, но ни одного из вновь прибывших Теодорих не отправил обратно. Мало того, он старался, чтобы эти воины почувствовали, что им рады, словно близким друзьям. Каждый раз, когда к нам присоединялась значительная группа, Теодорих проводил особый ритуал: он давал новым воинам клятву, а они присягали ему на верность. А поскольку большинство новичков были поборниками старой языческой веры, Теодорих, желая сделать им приятное, клялся именем Вотана. Нашу армию сопровождали несколько исповедующих арианство священников-капелланов, но Теодорих не обращал никакого внимания на их явное недовольство. Насколько я знаю, наш король вообще не особенно уважительно относился к христианской религии.

Проделав первые двести сорок миль путешествия, мы оказались в месте слияния Данувия и Савуса, там как раз расположен город Сингидун. Мы разбили на берегу лагерь и остановились здесь на несколько дней: во-первых, надо было пополнить запасы, а во-вторых, дать войску короткую передышку: пусть люди воспользуются удобствами городской жизни. В Сингидуне теперь стоял Четвертый легион Флавия, и поскольку мы находились в окрестностях, то многие служившие там воины также покинули свой легион и присоединились к Теодориху.

В этом городе я в свое время прошел боевое крещение, а потому испытал настоящий трепет, когда снова прошелся по улицам Сингидуна. Мой спутник, принц Фридо, и вовсе был вне себя от волнения, поскольку, когда мы с ним прежде проплывали мимо этого города на лодке, которая везла нас на юг к Новы, я подробно рассказал ему об осаде Сингидуна и о том, как здесь был разбит король сарматов Бабай.

— Ну а теперь, сайон Торн, — сказал он взволнованно, — ты должен показать мне все, что раньше описывал.

— Отлично, — ответил я. — Смотри внимательно: впереди, прямо перед нами, ворота — те самые, которые когда-то были разбиты при помощи так называемых «иерихонских труб»; правда, теперь их отремонтировали.

Вскоре я произнес: