из шишки выклевывал.

— Из шишки?

— Вот-вот. Я осторожно подкрался и говорю ему: гру, гру-у. А он мне в ответ тоже: гру, гру, гру-у-у-у.

— Так и ответил?

— Да, так. — Мишко посмотрел в окно и увидал, что уже наступили сумерки. — Пора бы тебе и домой, — сказал он.

— Мне еще не надо.

— Надо.

— А что мне дома-то делать?

— Не пойдешь, так тебя дома забранят.

— Не забранят.

— Ты чей?

— Я? — Мне не хотелось называть свою фамилию.

— Зовут-то тебя как?

— Винцо.

— Значит, ты именинник сегодня?

— Ага.

— А почему же ты из дому ушел?

— Там нет никого, — соврал я.

— И мамы?

— Нет.

— А отец где?

— Отец на работе.

— Но вечером-то он вернется?

— Нет, не вернется.

— Когда же он вернется?

— Завтра только.

— А мама?

— Мама в Братиславе.

— И тебя одного оставили?

— Ну да.

— Сегодня оркестр в честь Винцентов будет играть, — сказал старик.

— Я знаю.

— И в твою честь. В твою честь разве не сыграют?

— Сыграют.

— А может, музыканты у вас уже были? Дома никого нет, они взяли да и ушли дальше… Тебе лапши хочется?

— Какой лапши?

— С маком.

— Ты сам стряпаешь?

— Сам.

— И лапшу сам умеешь делать?

— Гляди!

Он подвинул ко мне миску, стоящую на столе. Лапша оказалась толстая, грубая, но маку в ней было много.

— А кто тебя стряпать научил? — спросил я.

— Меня? Я, видишь ли, сам научился. Дать тебе ложку?

— А где у тебя ложка?

— Вот. — Он достал ложку из кармана.

— А ты есть не будешь?

— Сперва ты поешь.

Я взял ложку и съел лапши не меньше трети.

— Понравилась?

— Да, понравилась.

Тем временем стемнело. Старик взял миску и тоже поел. При этом он рассказал, что раньше у него были кошки, но их пришлось прогнать. Кошки, они хитрые. Глазищи зажмурят, а сами на голубей зубы точат. Влезет кошка на чердак или на крышу и к голубям одним махом перескочит. Правда, старого голубя она не изловит, а с молодым живо расправится.

— Кошка у тебя задушила хоть одного голубя?

— Не успела, я ей дал жизни!

— Как это?

— Схватил за шиворот и метлой вздул.

После этого Мишко еще что-то ужасно долго рассказывал. У меня начали слипаться глаза, и я даже не заметил, как заснул.

Утром я проснулся на лавке, закрытый одеялом и кожаной курткой. Под головой у меня лежала маленькая подушечка.

Я НЕ ПОШЕЛ В ШКОЛУ

Я сбросил с себя одеяло и сел. Протер глаза, огляделся. Где же спал Мишко? Никакой кровати не видно, только старый шкаф, стулья и стол. Может, есть еще вторая комната? Но как же это я заснул одетый?

Я вышел во двор. Мишко опять стоит на лесенке и опять голубей кормит. Некоторое время я смотрю на него.

— Доброе утро! — здоровается он.

— Доброе утро!

— Ты уже позавтракал?

— Нет.

— Там еще лапши немного осталось, можешь ее доесть.

— Можно?

— Конечно, можно.

— Мишко, а ты где спал?

— Я?

— Ты не был в деревне ночью?

— А что мне там делать?

— Где же ты спал?

— В сарае.

— И тебе не было холодно?

— Нет… Гугу! — загукал он на голубей.

Все голуби к нему слетелись и закружили около него. Он протянул руку, и один голубь сел прямо на ладонь.

— Мишко, а мне можно погукать?

— Погукай!

— Гугу-у-у! — загукал я, но голуби и не подумали ко мне подлететь.

— Загукай еще раз!

— Гугу-у-у!

Но и на этот раз они ко мне не полетели.

— Заберись-ка сюда наверх! — предложил Мишко.

Я мигом очутился рядом с ним. Он насыпал зерна на мою ладонь, взял меня за руку и загукал сам:

— Гугу!

Голубь перелетел с его руки на мою.

— Попробуй погукай ты! — сказал Мишко.

— Гугу-у-у! — загукал я.

Голубь испугался и взлетел на крышу.

— У тебя голос нехороший, — сказал Мишко.

— А почему?

— Не знаю.

Мы спустились на землю. Старик отставил лестницу и разбросал по двору остатки зерна. Опустошив оба кармана, он пошел со мной в комнату.

— Дома тебя не побьют? — спросил он.

— За что же меня бить?

— Дома-то не знают ведь, где ты ночевал.

— Не будут меня бить.

— А в школе?

— И там тоже не побьют.

— Раньше в школе были розги, и кого попало розгами пороли.

— Кто порол?

— Директор.

— Сам директор?

— А разве я знаю, кто теперь директор?

— Тернь.

— Какая у него фамилия чудна́я! — сказал Мишко.

— Какая есть.

— Он что, злой?

— А я не знаю.

— Розгу он о тебя еще не обломал?

— У него нет розги.

— Может, о кого другого обломал? В школе-то ведь плохо.

— Почему?

— Потому что бьют там.

— Вовсе и не бьют.

— Если не бьют, значит, подзатыльниками угощают.

— И подзатыльников нет.

— Правда? Почему же тогда в школу ходить не хотят?

— Кто не хочет?

— Ребятишки.

— Учиться им неохота.

— Может, их учат плохо?

— Может, и так.

— Я вот никого не зову, а ребятишки ко мне сами каждый день приходят, и сопляки вот этакие нос сюда суют.

— Сопляки? — И я поскорей вытер нос рукой.

— И грязнули. От земли не видать, нос сопливый, а сам стянуть что-нибудь так и норовит.

— А у меня какой нос?

Мишко поглядел на меня.

— У тебя нос чистый, — сказал он. — В школе у вас за носами-то следят?

— Ага.

— А кто?

— Учительница наша.

— Она вас и учит?

— Она.

— А чему же она вас учит?

— Да всему.

— Всему-то все равно не научит. Глупый все равно ничему не научится.

— Но учиться-то надо всякому.

— Надо. К пятерочнику-то никто не придерется.

— Почему?

— А не так это разве?

— Так.

— У тебя какие отметки? Получаешь единицы?

— Нам еще табеля не выдавали.

— Но в прошлом-то году у тебя колов не было?

— Двойки были.

— Гуськи? А будь у тебя пятерки да четверки, ты мог бы уже велосипед получить.

— Кто вам сказал?

— Я уж знаю.

— А у меня дома геликон есть, — похвалился я.

— Врешь!

— Нет, не вру. Правда был…

— А сейчас?

— Сейчас нет, но мне его опять отдадут.

— Не будешь учиться, не отдадут.

— Дадут.

— Нет, не дадут… Если хочешь, съешь эту лапшу.

Мишко придвинул мне блюдо.

— Да нет, не хочется что-то.

— Ты что, обиделся?

— С чего это я обижаться стану. Когда Рудо Кемёнеш вернется в Остраву, геликон мне опять дадут.

— А если Рудо не вернется?

— И все равно мне дадут.

— Учился бы ты получше, никто бы и не взял его.

— Но ведь я учился.

— На геликоне играть?

— И на геликоне.

— И в школе учиться надо.

— Я и учусь.

— Как же ты учился, если у