Но наутро он ведь снова вел себя как последняя сволочь!

– Ким… – Гаэрд плавно шагнул ко мне.

Зверь. Вот как есть зверь.

– Не прощу! – с трудом сдерживая слезы, заявила я. – И мстить буду! Долго, лет двадцать минимум! И нервы трепать, часто и с наслаждением! И…

Подошел, снова обнял, осторожно погладил по волосам, словно пытался успокоить.

– И никакого проживания на правах пленницы, у меня учеба, и я собираюсь ее закончить!

Ладонь оборотня на миг замерла, но вновь продолжила движение.

– И никаких требований о подчинении!

Резко выдохнул, но промолчал.

– И про месть, это не шутки, – повторила, обнимая его, и тихо спросила: – Так, значит, согласен?

– Готовность на все, я уже озвучил, – прорычал альфа стаи Северных Гор.

Улыбнувшись, запрокинула голову, посмотрела в его глаза. Звериные, цвета темного янтаря, удивительные в своей нечеловеческой красоте. Причем в данный момент глаза, потемневшие от ярости.

– Что-то не нравится? – продолжая улыбаться, спросила я.

Гаэрд медленно склонился надо мной и хрипло произнес:

– Мне будет непросто, не тот характер, но обладание тобой искупает все.

И он накрыл мои губы своими, заставляя дышать им, утягивая в омут головокружительных ощущений, жадных прикосновений и звериной страсти. Мой оборотень не спрашивал разрешения, не задавал вопросов, не интересовался ответами – время слов закончилось, для них больше не было места. И Сонхейд целовал жадно, как изголодавшийся зверь, сминая мои губы, вырывая стон за стоном, срывая мою одежду, и треск рвущейся ткани звучал эхом хриплого рыка вновь заполучившего меня зверя. Моего зверя. Жестокого, непонятного, непримиримого, с характером истинного альфы, зацикленного на подчинении зверя, без которого я не хотела жить.

* * *

– Ким, ты опять улыбаешься, – укоризненно заметила тетя Летисия.

– Просто вспомнила фильм. – Я прячу улыбку за чашкой и вновь бросаю взгляд в окно.

– Ким, ты только приехала, – обиженно напомнила тетя, – в конце концов, что происходит? Ты практически перестала посещать занятия…

– Я все сдам. – Настроение падает на градус ниже.

– Твоя соседка по комнате говорит, что ты ночуешь неизвестно где.

Мне очень не хочется врать родному человеку, а потому вновь делаю глоток чаю, всем своим видом показывая, что он очень вкусный, а потому я просто не в состоянии ответить.

– Ким… – Тетя протянула руку, накрыла мою дрогнувшую ладонь, серо-голубые глаза смотрели встревоженно. – Ты очень странно себя ведешь, дорогая.

Тетя Летисия поднялась, нервно огладила идеальный передник, символизирующий то, что она добропорядочная хозяйка из шестидесятых. Впрочем, все в тете напоминало о том давнем времени стремления к идеалу – лента в начесанных волосах, белоснежный воротничок, традиционный пирог в духовке.

Духовой шкаф, переливчатым звоном сообщающий о завершении времени выпекания…

– Твой телефон постоянно вне зоны обслуживания, – продолжила тетушка, нервно вынимая пирог. – На твоей шее засос!

Нервно поправляю воротник водолазки, недобрым словом поминая разошедшегося накануне Гаэрда.

– У тебя откуда ни возьмись новая машина! И она дорогая, Ким, миссис Бенсон смотрела в Интернете!

С трудом сдержала смех – наша соседка к Интернету относится как к чему-то божественному, доверяя во всем. Впрочем, машина и правда дорогая во всех смыслах.

– Ким, я хочу знать, кто он?! Кто твой любовник!

И пирог впервые в жизни моей бережливой тетушки не был водружен на стол, а оказался брошен на пол со всей злостью, на которую моя тетя была способна. Испуганно вздрогнув, я посмотрела на тетю Лети, и она вдруг сдалась. Рухнула на стул и, сминая идеально выглаженный передник, начала торопливо говорить:

– Я вижу – ты счастлива. Я тебя такой счастливой никогда не видела, Кимми, малышка, но все же… – Ее глаза были полны тревоги. – И я… мне звонили из клиники доктора Гардинера…

Она опустила глаза.

А я… ну теперь вполне объяснимы те тридцать восемь звонков, которыми меня завалила с детства приучающая нас к самостоятельности тетушка. А мне надо было бы подумать о том, что доктор Кел не только отличный врач, который наблюдал меня с детства, но еще и дядин друг.

– Кимми… – Тетя затаила дыхание на мгновение, но все же спросила: – Ты… этот ребенок, ты его оставишь?

Я поставила чашку на стол, встала, подошла к тете, обняла ее и сказала:

– Конечно, оставлю, это даже не обсуждается. И прости, мне следовало тебе сказать, просто… – Я понизила голос. – Просто я хотела, чтобы первый, кому это скажу, был его отец.

Тетя отстранилась, удивленно посмотрела на меня, но тревога в ее глазах сменилась затаенным ожиданием чуда.

– Ким… – Она осторожно положила руку на мой еще совершенно плоский живот. – Кимми, господи, как же я рада. А отец он… он обрадуется?

– Он – да. – Я вновь вернулась на свое место и прошептала: – Безумно.

Боюсь, он настолько обрадуется, что даже как-то страшно ему об этом говорить.

– Ким, а он… – Тетя прикусила губу. – Впрочем, брак – это ведь слишком старомодно, да? – Она тяжело вздохнула, и тут же: – Пойду, принесу тебе капусту.

– Капусту? – переспросила я.

– Капусту, твои пинетки, я их хранила все эти годы, а также того картонного аиста, с появлением которого твой дядя Вил узнавал о скором рождении его сыновей. Пожалуй, в этом доме только твое появление обошлось без аиста.

* * *

Я уезжала от тетушки с больными скулами и все равно не могла перестать улыбаться. А вообще хотелось смеяться и гнать на немыслимой скорости, но я была очень осторожной. Выехала на шоссе, включила дворники, так как начинался снег, и поехала по прямой, наблюдая привычную картину – снег тает, я проезжаю зиму, осень… и вот автомобиль едет по проселочной дороге среди летних пейзажей, чтобы въехать в тень величественной дубравы.

Проехав через лес, свернула на дорогу, ведущую в горы, и вскоре впереди показался замок. Древний замок оборотня, который, я точно знаю, ждал меня. И стоило мне заехать во двор, как выяснилось, что ожидал меня не только замок.

– И как? – Арида сбежала по ступеням и поспешила ко мне.

– Как – что? – осторожно поинтересовалась я, выбираясь из автомобиля.

– Ким, – смотрительница не позволила мне забрать пакеты с заднего сиденья, схватила все сама, – я же волчица, ты постоянно об этом забываешь.

Она даже сумку с учебниками отобрала и теперь стояла, держа пакеты, сумку и вместе с тем гневно взирая на меня.

Вопросительно взирая. И очень нетерпеливо, даже ногой от волнения постукивала.