Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему дед пел ее сейчас? Догадался ли он, где находится? Услышал ли голоса других? Или это просто было недолгое просветление сознания, уже столько месяцев запертого в шаре?
Сашка не знал.
На мгновение в душнице сделалось тихо – так тихо, что стало слышно, как шаркают тапочки хранителя, ушедшего за шаром.
Потом тишина взорвалась голосами. Это было похоже на шум прибоя. Или на рев болельщиков в последние минуты финального матча. Теперь они кричали в два, в три, в десять раз громче, чем прежде. Плакали, смеялись, по-прежнему просили принести свежей земляники. Кого-то звали, рыдая то ли от счастья, то ли от безнадеги. Проклинали всех на свете. Захлебывались от восторга.
Дед пел.
Мигнула и загорелась ярче лампочка над постом дежурного. Где-то вдалеке коротко и зло рявкнул звонок – раз, другой, третий. Захлопали двери, раздалось шлепанье подошв – и к посту из лабиринта стеллажей стали выбегать хранители. Их оказалось неожиданно много, Сашка попятился и слишком поздно сообразил, что теперь-то все кончено. Сейчас они вычислят, откуда доносится голос, сейчас все раскроется.
Он понял вдруг, что то, как отреагирует мама, для него не главное.
Нужно освободить деда. Любой ценой – освободить.
– Посторонитесь! – велел дежурный, буквально сдвигая их с дороги. – Кто-нибудь, отведите детей в свободный меморий, пусть подождут, пока все кончится. – Он рухнул в кресло и заелозил мышкой по коврику. – Что ж за день-то сегодня такой, в бога-душу-м-мать!.. Артем, проверь, чтобы все входы корректно заблокировались, опечатываемся до наступления полного штиля. Сообщи на этажи и лифтмастеру. М-мать, ведь недавно же была профилактика, что на них нашло-то!.. – Дежурный заметил Сашку с Настей и Лебедем и заорал: – Аннушка, я неясно сказал? Почему они до сих пор здесь?!
Сутулая рослая тетка в очках ухватила Настю за плечо и с фанерной вежливостью попросила всех троих идти за ней. И не волноваться.
– А что вообще тут происходит? – спросил Лебедь. – Воры залезли? Или террористы?
– Нет, нет, это учебная тревога. – Тетка говорила так, будто набила рот недоваренным картофелем. – Все в порядке. Я отведу вас в меморий, посидите там, пока тревогу отменят.
– Точно учебная?
– Конечно, конечно. Какая ж еще?
– Ну мало ли. А вот откуда вы знаете, учебная она или нет? Это ж смысла никакого – предупреждать, что учебная: тогда никто не будет стараться, если все понарошку.
«Болтай, – думал Сашка, – давай же, заговаривай ей зубы. Только бы не услышала…»
Дед пел.
Их почти силой впихнули в меморий – пустую комнату, внутри только стол да несколько стульев. Стены были обшиты мягкой материей, в дальнем углу висела икона Искупителя.
– Что это вообще за штуки?! – прошипел Лебедь, когда они остались одни. – Так и с катушек можно свихнуться, ты бы хоть предупреждал, Турухтун. Офигеть просто!..
– Она не уходит, – сказала Настя, присев у замочной скважины.
– Как не уходит?!
– Встала, подперла стенку, разговаривает по рации.
– Бли-и-ин…
– Что говорит?
– Тише вы! Говорит: «хорошо, прослежу». Это, наверное, за нами проследит.
– Ясно, что за нами, за кем же еще.
Настя отошла от двери и села на стол.
– Что будем делать?
Лебедь подумал с полминуты. Пожал плечами:
– А что делаем в школе? Проситься в туалет. Раскрывай свой рюкзак, бум готовиться к операции «Прорыв».
Они перепаковали мяч с дедовым шаром в Сашкину сумку, выглядела та теперь подозрительно пухлой, но что делать.
– Тетка надвое не разорвется. Значит, будет шанс отвлечь ее внимание, – успокоил Лебедь. – Теперь так… – Он разложил на столе ворох своих листов, что-то разглядывал, хмыкал. – Нет, – пробормотал он, – конечно, это здесь не отрисовали. Блин. Но если прикинуть… «Мысль проницает всякие препоны»! В общем, – поднял он голову, – ты, Зимина, идешь с ним. Тетку отвлекать. Скажешь: живот заболел.
– И долго нам отсиживаться?
– Тебе – до упора. А тебе, Турухтун, – пока она не заманит тетку в женский. Если я все правильно себе представляю, в туалете должен быть общий предбанник…
– Чего там представлять? – удивился Сашка. – Я там был раньше. Так и есть.
– Хм… Ну класс! А где-то сбоку дверь в служебные помещения? А? Ну, в общем, на месте разберешься.
– С чем разбираться?!
– Коридор, балда ты, служебный. Значит, не заблокирован. Найдешь лестницу, поднимешься этажом выше, а оттуда – в обычные помещения и на балкон. Только быстро, пока они там не сообразили что к чему. А сообразят они, – добавил Лебедь, хмуро глядя на сумку, из которой по-прежнему доносилась дедова песня, – сообразят они скоро.
* * *
– Что? Что ты говоришь? Сильно болит? О боже ты мой… – зашуршали по кафелю тапочки. – Мальчик, ты как?
– Я в порядке, – сказал Сашка. – Вы за меня не беспокойтесь, я скоро. Вы Настей займитесь. Она с утра говорила, что живот крутит. А мы ее предупреждали, чтобы не покупала тот пирожок.
Тетка шумно и безнадежно вздохнула. Она, подумал Сашка, сейчас сама грохнется в обморок. Вот цирк.
– Жди меня здесь, я сейчас, хорошо? Тебе самому тут ходить нельзя. Нельзя, да.
Сашка пообещал, что не будет.
Открыл сумку, взял мяч – и едва не отдернул руки. Ощущение было как от легкого удара током.
Шар вибрировал. И пел. Пел!
Сашка прижался губами к липкому кожаному боку.
– Деда, ты не волнуйся. Я тебя обязательно отсюда вытащу. И отсюда, и вообще. Слышишь? Ты только потерпи, хорошо? Это я не ради мамы; просто нельзя, чтобы такое делали с человеком, я только сейчас это понял. Еще немного, деда. Потерпи.
Услышал ли дед? Стал ли петь хоть чуточку тише? Сашка не знал.
А время шло.
Он положил мяч в сумку, забросил ее на плечо. Осторожно повернул ручку и выглянул в предбанник: пустое, залитое ледяным светом пространство. Слева два зеркала, умывальники, мусорный бачок. Пахнет земляничным освежителем.
– Господи, девочка, просто открой мне!.. – доносилось из-за двери напротив. – Ну как я могу помочь, если…
Он на цыпочках подошел к двери справа («Служебное помещение. Посторонним вход запрещен!»). Не заперто. Узкий проход, какие-то стеллажи, ведра, швабра, пластиковые бутылки с моющим средством.
– Ну вот, молодец, что открыла… Выглядишь ты вполне…
Гневно зазвонил мобильный.
Сашка полсекунды стоял, будто заяц в свете фар летящего на него автомобиля. Потом метнулся внутрь, запер дверь и – вперед по проходу. Сзади забарабанила тетка Аннушка, молча и яростно, рванула ручку.