Блондинка встала и с неожиданной робостью протянула Клэр руку.

– Прошу прощения, – сказала она, – я понятия не имела, что это вы. Проходите.

Клэр признательно кивнула и направилась к двери в аудиторию.

В комнате было не протолкнуться. Вдоль стен стояли инвалидные кресла. На некоторых сидели люди, другие стояли сложенными, поджидая возвращения своих хозяев. Симпозиум был посвящен людям с ограниченными возможностями и их семьям. Оглядевшись, Клэр сразу поняла, что среди собравшихся были не только люди с травмой позвоночника. Белые трости указывали на слабовидящих. Ну, а девушка, чье изображение виднелось на двух больших экранах, переводила слова Джона для глухих и слабослышащих.

В дальнем конце аудитории находилась пара свободных стульев, и Клэр осторожно опустилась на один из них. Уж здесь-то Джон ее точно не заметит.

Сам он сидел в своем кресле посреди пустой сцены. Никакой кафедры – только он и публика. Никаких листков с заметками – Джон никогда не использовал их в своих выступлениях. Единственным подручным средством был микрофон, который он держал в руке.

Для этой встречи Джон выбрал розовую рубашку, серые брюки и серую твидовую куртку. Галстука на нем не было. Даже с такого расстояния Клэр разглядела, что он сильно похудел. Держался он совершенно непринужденно, что всегда отличало его выступления на публике.

Сразу было видно, что Джон находится в своей стихии. Присутствующие неотрывно смотрели на этого красивого мужчину в инвалидном кресле. Время от времени они согласно кивали и улыбались.

Клэр пропустила значительную часть его выступления, но она и так знала, о чем он поведет речь. Перед такой аудиторией Джон наверняка затронет различные моменты жизни тех, кого принято называть физически неполноценными – как, впрочем, и их близких. В прежние годы они с Клэр выступали на публике вдвоем, свободно перемещаясь между его перспективой и ее.

Упомянул он скорее всего и о той авиакатастрофе, которая унесла жизни его родителей, а его самого оставила калекой. После этого он обычно говорил о Клэр. Интересно, скажет ли он о ней и на этот раз, хотя ее нет рядом с ним на сцене? Хотя они уже не живут вместе?

Клэр недолго мучилась этими вопросами.

«Наверняка вам часто приходилось слышать, – промолвил Джон, – как человек, оказавшийся в положении инвалида, говорил о ком-то или о чем-то, что стало для него своего рода катализатором, вывело его на путь обновления. В моем случае это была моя жена Клэр, которая вытащила меня из ямы бесконечных переживаний и помогла увидеть то, что мне дано, а не то, что я утратил».

Клэр не раз слышала, как Джон произносил эти слова, однако впервые на глаза навернулись слезы.

«Но бывает и так, что мы любим кого-то слишком сильно», – промолвил внезапно Джон. Клэр в удивлении замерла: раньше ей не доводилось слышать подобного.

«Конечно же, это не редкость и в тех случаях, когда наш партнер физически здоров, – продолжил Джон. – Но особенно трудно избежать этой ловушки, когда близкий вам человек в чем-то ограничен. Вы любите его, и вам хочется сделать для него все, что только в ваших силах. В конце концов, он и так много страдал, и вы намерены всячески ограждать его от дальнейших страданий».

Публика в зале одобрительно закивала, а Клэр оставалось только удивляться, с какой целью Джон повел этот разговор.

«Те из вас, у кого нет проблем со здоровьем, знают, о чем я говорю. Вы видите, как близкий вам человек пытается пересечь комнату, чтобы выключить телевизор. Ваше первое побуждение? В конце концов, вам достаточно двух секунд, чтобы оказаться у телевизора, тогда как у вашего партнера может уйти на это не одна минута. Вы легко можете уберечь его от траты сил и времени. Но за это ему тоже придется заплатить. Если вы всегда и все будете делать за своих близких, они никогда не научатся делать это самостоятельно. Более того, они никогда не ощутят гордости за то, что смогли достичь чего-то сами. Если же в один прекрасный день вас не окажется рядом, они не смогут даже позаботиться о себе. А ведь дело не только в физических ощущениях. Вы пытаетесь избавить своих близких и от эмоциональных страданий. Они же так много пережили! Но ведь только боль заставляет нас расти».

Джон наклонился вперед, словно бы пытаясь сблизиться с аудиторией.

«Не избавляйте нас от боли, – с напором произнес он. – Дайте нам испытать ее. Предоставьте нам возможность расти и развиваться, – Джон перевел дыхание. – Еще я хотел бы обратиться к тем из вас, кого принято называть инвалидами, или людьми с ограниченными возможностями. Вы ведь тоже склонны поступать схожим образом, разве нет? Вам тоже хочется уберечь от страданий тех, кого вы любите. Иногда мы с таким усердием заботимся друг о друге, что в итоге причиняем друг другу лишь худшую боль».

Было видно, что Джон задел аудиторию за живое. Люди кивали и перешептывались. Мужчина, сидевший перед Клэр, обнял за плечи свою соседку.

Джон перешел к заключительной части, но Клэр его уже не слушала. Ей вдруг страшно захотелось прикоснуться к нему. Она даже подумывала, не выйти ли ей на сцену, чтобы дополнить его выступление, чтобы просто положить руку ему на плечо. Возможно, ей стоило позвонить Рэнди и отменить совместный обед, а потом остаться здесь и помочь с симпозиумом.

Но она не стала делать ни того, ни другого. Что ни говори, у нее больше не было прав на Джона. Да и он, судя по всему, уже не нуждался в ней.

Клэр хотелось перелистать календарь на несколько месяцев назад, чтобы вернуться в тот снежный январский день. Они бы заночевали в гостинице, так и не встретившись в итоге ни с Марго, ни с ее братом. Клэр хотелось быть рядом с этим умным и чутким мужчиной, который сидел сейчас на сцене. Как жаль, что не он помог ей справиться с мучительным наплывом воспоминаний!

Поднявшись со своего места, она поспешила к выходу. На улице моросил дождь, но Клэр даже не подумала открыть зонтик. Добравшись наконец до машины, она скользнула внутрь и включила обогрев.

Промокнув глаза, она поправила расплывшийся макияж. Пора возвращаться. Сейчас она поедет в ресторан, чтобы провести этот день с Рэнди – с человеком, который не любил ее так сильно, чтобы уберечь от боли.

Сиэтл

Старла Гарви, так звали адвоката, в чью задачу входило отбирать свидетелей для слушаний на Капитолийском холме. Это она определяла круг женщин и мужчин, чьи истории о перенесенном в детстве насилии выглядели достаточно убедительными. Им-то и предстояло выступить перед комиссией, во главе которой стоял сенатор Уолтер Паттерсон.

Старла. Не слишком располагающее имя, думала Ванесса, набирая номер вашингтонского адвоката. Дозвонилась она достаточно быстро, однако женщина на том конце трубки явно куда-то торопилась. Поняв это, Ванесса сразу перешла к делу. Она желает дать показания насчет того, какое воздействие оказало на ее подростковую жизнь насилие, перенесенное еще в детстве. Она могла бы проиллюстрировать это и как профессионал, дополнив свой рассказ историями подростков, охваченных ее программой AMC, предложила Ванесса. Мисс Гарви, впрочем, быстро прервала ее.