— Сегодня, пожалуй, будут заморозки, — сказал он и шагнул к ней, опасаясь, что ее пугает состояние дома. — Может, вернемся в деревню, которую сейчас проезжали, и поищем гостиницу?

Она открыла глаза и тревожно улыбнулась.

— Нет-нет, здесь так красиво, — сказала она. — И, признаться, даже в моем возрасте меня смущает перспектива встречи с персоналом гостиницы.

— Тогда, пожалуй… — Он покраснел. — Не знаю, останетесь ли вы при своем мнении, когда мы встретим в доме белок.

Он ухватил покрепче фонарик, который отыскал в бардачке, и задумался, свежие ли там стоят батарейки или из них вот-вот потечет кислота.

— Пожалуй, пора предпринять экспедицию внутрь.

Ему удалось дотянуться до замка, просунув руку в окно; он открыл дверь и шагнул в стылую темноту. Фонарик давал лишь тоненький синеватый лучик света, и он шел вперед с протянутыми руками, чтобы не стукнуться обо что-нибудь коленом и не влететь головой в низкую балку. Луч плясал по стульям, столу, плетеному дивану со сломанной спинкой, железной раковиной и шкафчику с занавесками вместо дверец. Большой камин был весь в саже и источал запах мокрого угля. В угол камина был вмонтирован оцинкованный чан, расположенный так, что пламя должно было нагревать его. Пара труб с вентилями уходили в скрытую от глаз ванную комнату, что позволяло надеяться на возможность хотя бы быстрого душа. В арочном проеме виднелась спальня. За еще одной странной дверью — одна створка была сдвижная, а другая представляла собой половинку французского окна — сверкало озеро, и широкий треугольник лунного света стекал на пол, освещая сумки с рыболовными принадлежностями, брошенными здесь так непринужденно, словно их хозяин собирался вот-вот вернуться на озеро. Майор, как и ожидал, нашел на каминной полке спички, а в низкой комнате для стирки обнаружилась, как и было обещано, цинковая раковина с тремя парафиновыми лампами.

— Надеюсь, вы не ждете, что при свете это место будет выглядеть лучше, — сказал он, чиркнув спичкой и взяв в руки ближайшую лампу.

Она рассмеялась.

— Не видела парафиновых ламп с детства. Папа рассказывал нам, как их в девятом веке изобрел один багдадский алхимик, который пытался получить золото.

— А я думал, что их изобрели в Шотландии, — заметил майор, попытался зажечь вторую лампу, обжегся и уронил спичку. — Все самое удивительное придумали на Востоке, пока мы возились в своих землянках и пытались отыскать сбежавших овец.

Он зажег новую спичку.

— Жаль, что изобретения не засчитываются, если вы не успеете получить свой патент до американцев.

Лампы были зажжены, в камине горел огонь, и могильная сырость стала понемногу уходить из комнаты.

— Если прищуриться, тут даже становится вполне уютно, — заметил майор, откупоривая бутылку кларета, которую вез в подарок Фергюсону.

— Главное, не забывать протирать все, к чему собираешься прикоснуться, — ответила она, ссыпая лук в сковородку с растопленным маслом. Шаткая плитка работала от баллона со сжиженным газом, стоящего под кухонным окном. — Здесь вековая пыль.

— Мой бывший командир, полковник Престон, последние пару лет уже не тот, — сказал майор, глядя на коллекцию удочек на стене. — Вряд ли он сюда еще приедет.

Он подошел к камину и потрогал водонагреватель тыльной стороной руки. После чего он встал спиной к огню и, попивая вино из кружки, наблюдал за плавными движениями ножа, которым она нарезала помидоры, покачивая в такт головой.

— Жаль, конечно; он говорит об этом доме, как вы или я могли бы говорить о… в общем, самом дорогом нам месте.

Он сочувствовал полковнику, но никак не мог на нем сосредоточиться, потому что ее прядь выскользнула из-под заколки, и она провела рукой по лбу, отправив прядь на место. Курица в пряностях шипела на сковородке, и когда она накрыла ее крышкой, он уже не помнил другого места, к которому испытывал хоть какую-то привязанность. Мир словно сжался и теперь превосходно умещался в этой комнате.

— А у вас есть такое место? — спросила она, уменьшила огонь под сковородкой и с улыбкой выпрямилась. — О себе я знаю, что ничему не принадлежу.

— Я всегда полагал, что принадлежу Эджкомб-Сент-Мэри, — сказал он. — Моя жена похоронена у церкви, и для меня там тоже заготовлено место.

— Безусловно, это привязывает, — согласилась она, после чего в ужасе округлила рот. Он рассмеялся. — Нет, я не это хотела сказать.

— Почему же, я именно это и имел в виду. Мне всегда казалось, что важно знать, где тебя похоронят, а потом уже планировать жизнь в обратном порядке от этой точки.

Они поужинали, подтирая соус миндальными рулетиками и запивая еду вином. Она согласилась выпить немного вина, чтобы согреться, и разбавила его водой, как делают француженки.

— Значит, раз вы решили, что вас похоронят в Сассексе, вы бы не стали переезжать, например, в Японию? — спросила она.

— Я отказываюсь отвечать, поскольку теперь предпочел бы остаться здесь с вами и тем самым лишить своего присутствия и Эджкомб, и Токио.

— Но мы не сможем здесь остаться, майор, — печально сказала она. — Как и полковнику, нам придется навсегда покинуть этот дом.

— Это правда.

Он оглядел пляшущие тени на каменных стенах, отблески света от парафиновых ламп на низком потолке и огонек оплывшей свечи в треснутом блюдце. Они разложили одеяло из спальни на спинке дивана, чтобы проветрить его, и красная фланель словно согревала комнату.

— Дайте мне время подумать, — сказал он.

— Тело моего мужа отправили в Пакистан и похоронили там. Для себя бы я этого не хотела, поэтому рядом с ним покоиться я не буду. На уютном сассекском кладбище меня тоже не похоронят.

— Иногда — его жена называет эти дни тяжелыми, хотя, возможно, это как раз счастливые дни, — полковник думает, что он вернулся сюда, в этот дом, — сказал майор.

— Он воображает себе жизнь, которая ему уже недоступна?

— Именно. Но мы, хотя и можем делать все что угодно, не претворяем в жизнь свои мечты только потому, что это было бы непрактично. Так кого же следует жалеть?

— В жизни все сложнее, — сказала она со смехом. — Представляете, если все решат завтра переехать в рыбацкий домик где-то в английской глуши?

— Вообще-то это Уэльс, — заметил майор. — И здесь не любят туристов.

Он отдал ей лучшую из своих двух пижам, синюю с белым кантом, халат из верблюжьей шерсти и пару шерстяных носков и порадовался, что все же захватил лишний комплект. Нэнси часто подшучивала над этой педантичной запасливостью, как она ее называла, и его манерой во все путешествия брать с собой кожаный чемоданчик. Он терпеть не мог современных путешественников с их огромными бесформенными вещмешками, забитыми кроссовками, скомканными спортивными костюмами, эластичными многофункциональными штанами и специальными немнущимися платьями с потайными карманами, которые они без всякого смущения надевали потом и в театр, и в приличный ресторан.