Нельзя сказать, что назначение на должность удивило капитана, он уже был военным комендантом в Новороссии, сразу после высадки на остров. Да и командование батальоном даёт определённый опыт хозяйствования. Потому включился губернатор в работу без раскачки, он и его офицеры представляли, что нужно делать в первую очередь, какие направления самые важные. Да и Петербург помог специалистами, прислал полсотни землемеров, геологов, инженеров, агрономов и других специалистов. Отдельно прибыли учителя и пионервожатые, для работы с детьми и подростками пока только на выморочных землях. Благо таких бесхозных владений в губернии оказалось немного. К Веймару войска русов вышли в конце войны, когда желающих сопротивляться осталось мало, умные люди поняли бесполезность сражений против новороссийских войск. Так и получилось, из общей площади губернии лишь пятая часть оказалась выморочной, присланных специалистов вполне хватило для налаживания там привычной жизни.

Привычной, конечно, для русов, а не для германцев и славян, но сразу после войны желающих спорить с новыми властями не оказалось. Для крестьян и ремесленников, проживавших на дворянских и епископских землях, оставшихся под властью прежних хозяев, ничего и не изменилось. Люди губернатора туда не заезжали, для них хватало работы на выморочных землях. Там работягам пришлось нелегко, в первую очередь, чтобы разобраться и понять новые правила. О многих из них, впрочем, крестьяне и ремесленники давно были наслышаны, кто и магаданские листовки у себя хранил, перечитывая их в укромных местах. Потому все ждали налоговой отмены для православных, как положено на семь лет, и не просчитались. На своих землях русы сразу объявили налоговые послабления православным, сохранение старых налогов католикам и удвоенные налоги протестантам и прочим конфессиям. Благо православные священники к тому времени прибыли, занялись строительством церквей и окормлением паствы.

Этим всё не закончилось, русы привезли с собой многочисленный стальной и железный инвентарь, начиная от плугов и бороны, заканчивая лопатами, кирками, топорами и пилами. Выморочные, бывшие «хозяйские земли» русы распахали сами и засеяли своим зерном, для этого нанимали (!) бывших крепостных крестьян, которым даже заплатили (!). Затем высадили картошку, о которой многие слышали, но не представляли, что это такое. И посеяли ещё много всяких неизвестных семян, привезённых с собой. Причём, в некоторых уездах землю пахали и боронили не лошади, а железные тракторы, работавшие с рассвета до заката, без перерыва. Те тракторы тянули за собой до пяти плугов и борон, обрабатывая за день больше, чем прежде за неделю делали.

Отсеявшись, русы начали строить. Строили много, во всех уездах, строили школы, церкви, пилорамы, разные мастерские, дома для себя и рабочих, больницы и бани. Бани оказались самым страшным испытанием для народа, приученного пасторами и кюре к мысли о греховности чистого тела и красоты. Многие новоявленные православные верующие едва не согрешили, наотрез отказавшись мыться в бане. Но были вразумлены батюшками, благословившими паству личным примером, и особенно воспитаны своими семьями, напоминанием о налогах. В некоторых селениях в баню мужей приводили жёны и дети, порой даже связанных и побитых. После испытания чистотой остальные новшества русов принимали равнодушно, с долей некоторого самобичевания и опасения. Вдруг все мучения окажутся напрасными и осенью мытари одинаково оберут католиков и православных?

Тем временем русы не теряли времени, за лето заново обмеряли все посевы, луга и леса, не в привычных футах и ярдах, милях и акрах, измеряли всё в метрах, вёрстах, гектарах и прочих непонятных русских мерах, оставляя в каждом селе старосте перевод старых мер в новые. Во всех отошедших под власть новороссийского наместника землях появились долгожданные русские товары, цены на которые радовали, некоторые были в два раза ниже прошлогодних. А ткань вискоза, хоть и колючая, стоила в четыре раза дешевле самых простых холстов. За такую цену можно и потерпеть колющуюся и раздражающую ткань, не всё на голое тело надевать, можно поверх нательных рубах носить.

Обувь появилась тоже дешёвая, из кирзы, что за зверь такой, никто не знал. Но сапоги выходили справные, грубоватые, да сносу им не было, в самый раз рабочим людям носить.

Когда пришло время собирать урожай, общество ахнуло, на русских посевах урожай в три-четыре раза выше оказался, чем рядом, у прочих хозяев. Другие диковинные посадки русы скосили зелёными, изрубили специальными машинами да в ямы специальные запечатали, назвали это всё силосом. Мол, будут наравне с сеном кормить тем силосом скотину всю зиму, под тот урожай силоса из Западного Магадана стали скотину завозить на зимний откорм. Тут крестьяне совсем ошалели, тёлки магаданские на голову выше и крепче родных бурёнок оказались. Русы времени не теряли, стали нанимать (!) в свои хозяйства работников, даже баб брали, обещая равную с мужиками плату. Многие отказались из боязни, а умные, справные хозяева сами своих детей да племянников к русам определили, чтобы всё разузнали да научились. Небось, всякому хочется урожай, как у русов, получать, да таких тёлок на племя закупить.

Картошку русскую народ ещё осенью распробовал, потом картофельные поля после уборки у русов до снега дважды перекопали. Всё себе клубни на семена искали неубранные, сытным оказалось то земляное яблоко. Тут и пора сбора налогов пришла, народ притих в ожидании, да всё оказалось правдой. Мытари православным даже во дворы не заходили, только список свой с батюшкой сверяли. Зато католиков и самых глупых протестантов, не смекнувших вовремя перекреститься в православие, выгребли, как всегда. Ещё бы, две трети мытарей остались прежними, они каждую курицу во дворах знали в лицо, от них и мешка зерна не укроешь. После ухода мытарей деревни на две части поделились, кто плясал да песни пел, кто ревмя ревел да слёзы лил.

За такими хлопотами народ и не заметил особо, как детишек в школу определили, в приказном порядке заставили с утра до обеда учиться. Многие радовались, что учат русы бесплатно, пусть с утра работников не будет в хозяйстве, зато дети смогут из нужды выбраться. Грамотным это легче сделать, всякий знает. Как-то постепенно привыкли лечиться у русских лекарей, хоть и далеко, в город ехать надо, зато лечат бесплатно и правильно. Многим русы своими лекарствами ноги-руки сохранили, кому и жизнь спасли. Так что к зиме выморочные деревни гораздо богаче и спокойнее стали жить, нежели те, что на дворянской или церковной земле остались. Да и на будущее лето хозяева уже планы строили, кто к русам ходил, кланялся, нельзя ли семян прикупить, кто сына выделял, просил землицы прирезать. Голодать весной никто в сёлах не собирался, разве протестанты неразумные. Так из них к зиме никого, почитай, не осталось, все нормальные люди в православие крестились да попросили батюшку их переписать в списке для мытаря. Пасторы, что характерно, первыми в православие перешли, кто и вовсе служкой в церкви устроился.

Города германские, чешские, моравские к зиме совсем опустели. Нет, никто горожан не выселял, никто не выгонял. Молодёжь и бедные ремесленники нанялись на русские заводы, куда перебрались многие вместе с семьями. Заводы те русы ставили возле рудников и шахт, возле лесов больших и на реках. Добывали там не только руду и уголь, рубили лес, копали глину, строили плотины на реках. На заводах же сразу добытое сырьё перерабатывали в полуфабрикат, в зависимости от возможностей. Где-то делали рудный окатыш, который отправляли в порты и дальше в Новороссию, где-то выплавляли железные и чугунные слитки, их тоже отправляли на Остров. Лес рубили на деловую древесину, отходы пускали на целлюлозу. Из неё тут же, на заводах, делали бумагу, вискозу, кирзу, часть отправляли на оружейные заводы в Новороссию.