– Разобрали. Пятница, банный день, – лениво посетовал водитель и протянул руку за деньгами.

Было желание подняться в квартиру и перезаказать по другому номеру, но победило нетерпение, слишком долго и унизительно добывались деньги на этот вызов. В лифте поднимались молча, даже имя забыл спросить. Закрыв дверь, он машинально предложил раздеться, имея в виду куртку и сапоги, но гостья поняла его буквально. Одежду не вешала, а сбрасывала на пол возле порога, не без вызова, с безразличной миной, не стесняясь безвольно висящих полупустых мешочков грудей. На пояснице у нее синела треугольная татуировка, уходящая острым углом в ущелье между малозаметными холмиками таза.

– Интересная картинка.

– Любовник подарил.

– Расплатился, что ли?

– Расплачиваются клиенты, а любовники дарят. На всякий случай предупреждаю, что это не стрелка, указывающая на вход в злачное место.

– Я и не думал.

– Любовник – от слова любовь. Любовь не продается.

– Кто бы спорил.

– Думаешь, я не слышала, как ты говорил сутенеру, что я не в твоем вкусе.

– Извини, не разглядел в темноте, – попытался примириться он, поняв, откуда ее агрессивность и неуместные рассуждения о любви.

– А теперь разглядел и сменил гнев не милость. Не надо ля-ля. Сам-то кто такой, чтобы иметь собственный вкус. Неказистый стареющий мужичонка. Кто на тебя позарится. У тебя, наверно, и писька-то поднимается раз в полгода. В квартире свинарник, а туда же, интеллигента из себя корчит.

Она делала всё, чтобы отбить у него желание, но оно, на его удивление, только распалялось.

* * *

Игорь явился в день зарплаты. Владимир Иванович успел сходить в магазин и собирался навести порядок в квартире, хотя бы относительный. Гость явился под серьёзным градусом, без предупреждения и не ко времени. Увидел ведро с тряпкой и закричал, театрально воздев указательный перст:

– Не царское это дело! Грех великий мыть полы в религиозный праздник.

– Какой праздник?

– Деньги привёз!

– Почему религиозный?

– А кому молимся мы по новой религии? Золотому тельцу, а если с поправкой на курс нашего рубля, деревянному. А деревянный телец – это идол. По большому счёту, мы были и остаемся язычниками. Или я что-то путаю?

– Есть немного.

– Ты всегда был образованнее меня, но я не в претензии, потому что я умный. Сегодня провернул шикарную сделку. Три месяца паутину плёл. Но я и о тебе не забыл. Умный – это не значит, что обязательно непорядочный, как думают некоторые современники.

– Ты о ком?

– О других, а им нет числа, но не будем о грустном. Спешу доложить, что деньги за дистиллятор выцарапаны, рН-метр и посуда реализованы.

Он раскрыл сумку, в первую очередь извлёк бутылку, которой не забыл пристукнуть о столешницу, деньги появились тоже не без эффекта, вытащил пригоршню тысячных и прихлопнул к столу. Потом по одной прижимал пальцем и двигал к Владимиру Ивановичу, приговаривая «дистиллятор, бюретки, пипетки, колбы…». Остатки денег смахнул в сумку и бросил её к ногам.

– Надеюсь, ты не в обиде?

– Какие могут быть обиды. Спасибо великое! Но лучше бы они появились чуть-чуть пораньше.

– Извини, как получилось. Наше купеческое дело не терпит суеты.

– Понимаю.

– Мне кажется, не совсем. Прости за прямоту, но ты в этой низшей математике профан. Она примитивна только на поверхностный взгляд.

– Может быть.

– Не может быть, а точно. Я бы назвал ее психологической математикой, в которой и дважды два – не четыре, и единица в квадрате может оказаться пятизначным числом. Вот за это мы сейчас и выпьем, а потом, я полагаю, заслужил право попросить у тебя приют для короткого романтического свидания.

Когда Игорь отошел к телефону, Владимир Иванович увидел на полу четыре ассигнации, пролетевшие мимо зева сумки, когда купец смахивал их со стола. Три лежали рядом, а четвертая скользнула глубоко к стене, чтобы дотянуться до нее, пришлось опускаться на четвереньки. Деньги сунул в карман машинально и только потом засомневался. Оставить себе было стыдно, а доставать из кармана – трудно.

– Давай, хлопнем по рюмахе, и я, с твоего позволения, нырну в омут грязной любви.

Деньги можно было ещё вернуть, но они уже перемешались в кармане с его, заработанными. Пришлось бы отсчитывать на ощупь, потом что-то объяснять… Выпил стоя и поспешил оставить его настраиваться на погружение в омут, а вернее сказать, поторопился скрыться с места преступления.

Ни у родителей в детстве, ни у жены он никогда не воровал денег, которые имел какое-то право считать своими. А эти были чужие. Украл в самом прямом смысле. И с удивлением отметил, что угрызения совести не спешат с жестокими терзаниями. Зато оправдания прилетели по самому первому зову. Он не сомневался, что Игорь продал приборы намного дороже, да и процент за посредничество мог бы взять пониже. Как ни крути, а вся ответственность лежала на нём, на Владимире Ивановиче, и если в институте хватятся, Игорю ничего не грозит. А если, протрезвев, хватится Игорь? Логичные оправдания поджидали и на этот случай. Он никогда не подумает на проверенного друга, все подозрения достанутся случайной проститутке.

Когда посмотрел на часы, удивился, что срок его прогулки давно закончился. Не рвался возвратиться к человеку, у которого могли возникнуть неудобные вопросы, оттого и время быстро пролетело. Он нервничал, а Игорь, уже одетый, спал, уронив голову на стол. Открытая молния на сумке окончательно успокоила Владимира Ивановича.

Будить не пришлось. Игорь проснулся от его шагов.

– У-у-у! Загулялся парень. Надо бежать, – выскочил из кухни, забыв сумку.

Напоминать он не стал, дождался, когда хватится сам, чтобы отвести даже малейшие подозрения. Он к этой сумке не прикасался.

* * *

Выпил лишнего и впал в сентиментальность, захотелось чистоты и нежности. Среди тех, что привозили раньше, таких юных не было. Да он и не искал таких, чтобы не перегружать совесть.

Она сидела, положив ладони на колени, словно прятала их от взгляда мужчины. Владимир Иванович поднял её руку. Девушка вздрогнула от прикосновения, но не отшатнулась, покорно ждала. Красивое округлое колено, стесняться его и прятать не было нужды. А рука детская, с пухлыми коротенькими пальчиками, без маникюра. Озябшая детская ручонка.

– Может, выпьешь для смелости?

– Я не умею. Она у меня назад просится, пробовала несколько раз, и всегда одно и то же.

– Не переживай, это не самый большой недостаток, хотя в вашей профессии без этого трудновато.

– А может, как-нибудь обойдёмся без этого?

– Без водки? Запросто.