— Вы действительно невыносимы!

— Еще раз повторяю: сейчас я служу адвокатом дьявола. Но не отказываюсь рассмотреть все возможности, которые могут хоть как-то облегчить участь Альбана. Например, уговорить де Лувуа забрать жалобу. Хорошо. Кто может к нему поехать с подобной просьбой? Уж конечно не графиня де Сен-Форжа!

Шарлотта отвела ладони от залитого слезами лица, подняла голову и решительно заявила:

— Ради того, чтобы Альбан остался в живых и на свободе, я могу поехать даже к Лувуа!

— Не надо нам подобных добродетелей, — неодобрительно заметила мадемуазель Леони. — Оставьте их драматургам, пользе дела они никогда не служили. Лувуа пообещает все, что угодно, лишь бы заполучить вас, а потом забудет все обещания. Чтобы удовлетворить свою страсть, он ни перед чем не остановится.

— А если я потребую, чтобы он при свидетелях написал отказ от жалобы?

— При свидетелях? — усмехнулась умудренная жизненным опытом мадемуазель. — Вы принимаете его за идиота? Он не потерпит никаких свидетелей, да и вы, чтобы изъявить ему свою покорность, должны будете явиться обнаженной и с веревкой на шее, как гражданка Кале![38]К тому же, насколько я понимаю, он пока еще не встает с постели. Хотя от подобных людей всякого можно ожидать. Но прежде, чем мы с вами опять удалимся от предмета разговора, позвольте мне назвать последний пункт. В-четвертых, Его величество король! Вспомнить о нем, мне кажется, весьма уместно. Он ведь по-прежнему обладает правом помилования, я не ошиблась?

— Нет, вы не ошиблись, — кивнул головой де ла Рейни. — И в другое время, я думаю, он бы им воспользовался.

— В другое время?

— Да, если бы была жива королева. Потому что Ее величество, возмущенная бесчинствами Лувуа, сама попросила бы короля о милости. Тем более если бы ее об этом попросила молодая дама, которую она любила.

— Но нам нечего ждать от той, которая ее заменила, — с тоскливым отчаянием заключила Шарлотта. — Для этой дамы я постоянный источник неприятностей. И значит, моим единственным утешением остается молитва. Господин де ла Рейни, вы, кажется, говорили, что собираетесь навестить вашего родственника? Не согласились бы вы исполнить мою просьбу?

— Вашу просьбу? Исполню все, что вы только пожелаете.

— Передайте ему, что я люблю его и... умоляю меня простить.

— За что? — возмутилась мадемуазель Леони.

— За то зло, которое я ему причинила, сама того не желая... За то, что встретилась ему на пути. Не будь меня, он был бы сейчас счастлив. Занимался бы любимой работой. Он... Я в самом деле приношу несчастья!

Шарлотта вдруг вскочила и выбежала за дверь, оставив господина де ла Рейни и мадемуазель Леони в полной растерянности.

— Шарлотта! — позвала ее кузина. — Вернитесь! Я ведь не могу за вами бежать!

Но Шарлотта не откликнулась. Де ла Рейни выскочил на лестницу, где слышался стук каблучков молодой женщины. Он оглушительно рявкнул:

— Задержите ее!

Откликнулось ему лишь эхо. Он заторопился вниз, но Шарлотте было двадцать, и она была легче газели, чего нельзя было сказать о господине главном полицейском. Когда он оказался под сводом Шатле и стал оглядываться по сторонам, Шарлотты и след простыл.

— Молодая дама со светлыми волосами в черном плаще! — крикнул он часовому, который, узнав господина главного, вытянулся перед ним.

— Пробежала вот здесь. К Гревской площади! — сообщил часовой.

— Кого вы ищите? — задал вопрос внезапно появившийся Дегре.

— Графиню де Сен-Форжа. Она вдруг вскочила и побежала и...

— Позвольте мне! Я догоню ее, — пообещал Дегре и со всех ног бросился в сторону Гревской площади.

У Дегре были длинные ноги, бегал он очень быстро, и, несмотря на большое количество народа на улице Ваннери, выходившей на площадь как раз напротив городской ратуши, он успел заметить мелькание светлых волос над отброшенным назад черным капюшоном, а потом опять потерял беглянку из вида. Огромная повозка с бочками, выехав со склада, перегородила всю улицу. Дегре, как мог, постарался освободить проход и наконец оказался на Гревской площади...

И понял, что там готовятся к казни. Люди в те времена очень любили развлечения подобного рода, вся площадь была забита народом, и Шарлотты он больше не видел.

Дегре понадеялся, что, поднявшись на цыпочки, он возвысится над толпой и сможет рассмотреть окружающую его территорию получше, но в этот миг как раз появилась телега с осужденным, и почти все люди на площади тоже встали на цыпочки. Тогда он решил пробиваться сквозь толпу дальше, но народ стоял так тесно, что сдвинуться с места оказалось невозможным, и Дегре снова пришлось искать Шарлотту взглядом. К счастью, ожидалось заурядное повешение, и можно было надеяться, что народ скоро разойдется...

Шарлотта между тем была совсем недалеко от Дегре. Когда она очутилась на площади и увидела эшафот, где палач со своим помощником проверяли, прочна ли веревка и хорошо ли она скользит, ужас овладел ею и совсем затуманил рассудок. Она нисколько не сомневалась, что на площади готовят казнь Альбана, и с криком упала на колени, сложив руки для молитвы. Она не думала о том, что ее могут затоптать, хотя люди прибывали со всех сторон и рвались вперед, не желая упустить ни одной детали из ожидаемого «увлекательного» зрелища. Толстая тетка споткнулась о Шарлотту и непременно упала бы, не будь тут так тесно.

— Нашла место, где молиться! — заорала она. — Да я могла бы хромой остаться!

Она сгребла Шарлотту в охапку и поставила на ноги.

— Прошу прощения, — пробормотала Шарлотта, не сводя глаз с приближавшегося кортежа. Осужденный был человеком лет тридцати, широкоплечим, темноволосым, высокого роста. Он мало походил на Альбана, но глаза Шарлотты застилала пелена слез, и что сквозь нее она могла увидеть? Однако обиженная осталась недовольна подобным извинением.

— И это все, что вы можете мне сказать? А-а, поняла! Твоего дружка сейчас вздернут! Может, и ты из той же банды? Девицы грабителей всегда разнаряжены, как куколки! Хочешь, чтобы и тебя вместе с ним повесили? Милости просим, я могу тебе помочь! — с издевкой орала она.

— Заткнись, мамаша, — одернул ее сосед, по виду грузчик. — Не видишь, что ли, она тебя не слышит. А и впрямь куколка, и одета что надо, — просипел он, с удовольствием ощупывая плащ Шарлотты, надеясь найти в ее кармане кошелек, на что та не обратила ни малейшего внимания.

Осужденный уже находился под виселицей, и монах протягивал ему распятие, которое тот хотел поцеловать. Он стоял спиной к Шарлотте, и она, бедняжка, по-прежнему верила, что последний миг наступил для ее возлюбленного.