Возле палаты графские родственники что-то горячо обсуждали, но, увидев меня, резко замолчали. Понятно, строили планы, как меня заставить. Наивные.

Я рывком открыла дверь в палату ня Пиняты. Комната была большой и светлой. Аким лежал на кровати, а рядом с ним сидела мать, так же держа его за руку, как Дария держала крошечную ручку Рякольды. Несколько родственниц чинно сидели на небольшом диванчике и молились. Граф стоял у окна, бездумно глядя в голубое весеннее небо. Знакомый мне целитель что-то смешивал в колбе, подогревая ее на маленькой горелке.

В полной тишине я заставила себя подойти к кровати Акима, двигаясь, словно столетняя бабка, измученная артритом.

Ня Пинята выглядел плохо. Очень плохо. Но почему-то меня это совсем не порадовало. Мать Акима, казалось, не дышала, лишь смотрела на меня большими серыми глазами, в уголках которых собирались слезы и катились по щекам. Я знала, какие это слезы, слезы, когда думаешь, что твоя жизнь кончена. Обжигающие, оставляющие на щеках дорожки, которые чувствуются потом несколько дней.

— Чтоб ты сдох, скотина, — сказала я Акиму от всей души.

Его отец метнулся ко мне. Целитель отставил колбу и встревоженно поднял руку, пытаясь удержать графа.

— Ты… — прошипел ня Пинята.

— Что? — спросила я, глядя в его синие глаза. — Что? Хотите закончить то, что не доделали ваши сыновья? Попробуйте. И тогда ваш гнилой род прервется, и я этому буду только рада.

— Зачем ты пришла?

— Спасти вашего сыночка, а потом плюнуть ему в лицо, — честно ответила я.

У графа опустились руки, и он ссутулился.

— Пожалуйста, — прошептала мать, — пожалуйста…

— Вы согласны? — спросил целитель.

Я кивнула.

— И не будете умышленно портить процесс исцеления?

— Не буду, иначе зачем бы я пришла?

Через минуту в палате уже было человек пять целителей, а родственников, за исключением одного, выдворили в коридор. Меня усадили в удобное кресло возле кровати Акима. Я брезгливо взяла его за обе руки, замкнув энергетический цикл на себя. Целители дали несколько указаний, и мы начали.

Я закрыла глаза. В принципе процесс был мне знаком. Я несколько раз помогала в Доме Исцеления, да и работа с артефактами шла по тому же принципу. Сначала дело подвигалось туго — мне было очень противно, и энергия никак не хотела циркулировать так как нужно. Но постепенно я увлеклась, мы с целителями нащупали точки соприкосновения, и вот я уже занимаюсь любимым делом — трансформацией энергии.

Когда все закончилось, я осела в кресле, не в силах даже открыть глаза. Меня мутило, сердце колотилось так сильно, что в висках пульсировало.

— Ольгерда, — к моему плечу прикоснулся целитель, — выпейте это.

— Мне плохо, — пробормотала я.

— Понимаю. Вашему организму нужно время, чтобы переработать видоизмененную энергию. Выпейте!

Я, не открывая глаз, глотнула целебный чай. Когда выпила его до дна, стошнило. Жаль, но хорошее воспитание мне не позволило заляпать Акима, который на глазах оживал.

Целитель подал мне салфетку и еще одну чашку чая. Я выпила и прижала теплый фарфор ко лбу.

— Вам нужно поспать, — сказал целитель, вручив мне плитку шоколада. — Это — специальный хьюдорский шоколад для Дома Исцеления. Вам поможет.

Я спрятала шоколадку в карман и встала. Над Акимом уже рыдала мать, покрывая поцелуями его руки. Отец вел себя более сдержанно, но помолодел на глазах. Он достал из кармана украшенный гербом мешочек с монетами и протянул мне.

И до того же стало противно!

— Если бы вы только знали, как я вас ненавижу, — прошептала я, а потом плюнула в лицо Акима. После этого мне полегчало больше, чем после целительного чая. Мать кинулась было вытирать мой плевок, но граф ей не позволил. Он низко поклонился, а потом открыл передо мной двери, как простой лакей.

Пошатываясь, я вышла в коридор и потащилась к лестнице. Один из целителей вышел следом и хотел было помочь, но я отказалась. Мне очень хотелось побыть одной.

Цепляясь за перила, я сползла на свой этаж, села на последнюю ступеньку лестницы и прижалась головой к коленям, закрыв глаза.

Хотя во мне бушевала испорченная Акимом энергия, чувствовала я себя опустошенной и совсем-совсем несчастной.

К тому моменту когда мне на плечи накинули тяжелую куртку, я уже успела порядком продрогнуть на лестнице. Я принюхалась и спросила:

— Ирга, а тебя что, уже секретная служба отпустила?

— Отпустила, — сказал мой бывший муж, усаживаясь рядом. — Меня одного из первых проверили на причастность к заклинаниям черной магии, убедились в невиновности и отпустили. Это ты адвокатов наняла?

— Блондин. Он мне должен за спасение своей никчемной жизни. — Я не спешила открывать глаза, наслаждаясь знакомым запахом куртки. Можно помечтать, что все как прежде, что Ирга после работы нашел меня на ступеньках лестницы возле нашей квартиры, остро переживающую очередную неудачу в мастерской, что он сейчас скажет, что все в порядке, и приготовит мой любимый чай. А я буду ждать, когда он меня обнимет и все волшебным образом наладится.

— Спасибо. — Ирга не спешил меня обнимать, и это страшно злило.

— Я думала, что это ты сделал те проклятия.

— Ну спасибо, милая, за доверие! Очень интересно было узнать, за кого ты меня принимаешь!

— А за кого я тебя должна принимать? Тот, кто бросил жену, на многое способен.

— Конечно, вещи одного порядка — развод и черная магия!

— Да, ты прав, не одного. То, что ты меня бросил, куда хуже.

Я думала, что Ирга будет возражать, но он согласился.

— Ты права.

Я подняла голову и открыла глаза. Когда рорриторский акцент бывшего мужа становится таким явным, это значит, что он очень сильно волнуется.

Ирга сидел, переплетя пальцы, и смотрел на носки своих высоких шнурованных сапог. Черные с проседью волосы торчали в разные стороны. Для меня это было дико. Интересно, сколько времени он не расчесывался? Где мой правильный, ухоженный Ирга?

— Ты! Не хочешь, случайно, меня обнять?

Ирга поднял голову и взглянул на меня. В голубых глазах плескалось удивление, недоверие и робкое желание.

— Хочу. Но боюсь, что прилетит по лицу.

— Прилетит, — согласилась я. — Но чуть позже.

Ирга придвинулся поближе, обнял меня, а я прижалась к его груди и всхлипнула.

— Я спасла жизнь брату Левана.

Некромант вздохнул, а потом сказал:

— Значит, так было нужно.

— Я думала, ты будешь против, как Отто.