Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кстати, а как там папа?
– Ой, у него все прекрасно. Ты же знаешь своего отца.
Я собралась было задать сакраментальный вопрос, но не решилась. Подняв глаза, я встретила мамин испытующий взгляд.
– Да, Луиза. Я так и не побрила ноги. И да, папа действительно не слишком доволен. Но в жизни есть вещи и поважнее.
– А что он сказал по поводу твоей сегодняшней поездки?
Она фыркнула, для приличия сделав вид, что закашлялась.
– Он не поверил, что я решусь. Я сообщила ему об этом сегодня утром за чаем, а он начал хохотать, и, если честно, я так разозлилась, что молча оделась и ушла.
От изумления у меня глаза полезли на лоб.
– Ты что, ничего ему не сказала?!
– Но я ведь поставила его в известность. А теперь он целый день шлет сообщения на мой телефон. Идиот! – Она покосилась на экран и поспешно спрятала мобильник в карман.
Я сидела и смотрела, как она деликатно подцепляет вилкой и кладет на тарелку очередную лепешку, а потом, закрыв глаза от удовольствия, откусывает кусочек.
– Лепешки восхитительные.
– Мама, ты же не собираешься разводиться, да? – судорожно сглотнула я.
Она сразу открыла глаза:
– Разводиться?! Луиза, я добрая католичка. А католички не разводятся. Они просто заставляют своих мужей страдать до скончания века.
Я заплатила по счету, и мы удалились в дамский туалет – похожую на пещеру комнату с красновато-коричневым мрамором на стенах, дорогими цветами и молчаливой служительницей возле раковин. Мама дважды вымыла руки, очень тщательно, затем понюхала выстроившиеся над раковиной бутылочки с лосьонами, делая соответствующее выражение лица, если лосьон ей нравился.
– Конечно, мне не следует так говорить с учетом моих феминистских взглядов, но я действительно мечтаю о том, чтобы хотя бы одна из моих девочек нашла себе хорошего мужчину.
– Я кое-кого встретила, – неожиданно для себя призналась я.
Она повернулась ко мне, с бутылочкой лосьона в руках.
– Не может быть!
– Он парамедик.
– Потрясающе. Парамедик! Это ничуть не хуже водопроводчика! И почти так же полезно. Так когда мы его увидим?
– Когда вы его увидите? – замялась я. – Не уверена, что это…
– Что – это?
– Ну, я хочу сказать, мы еще слишком мало знакомы. Не уверена, что он именно тот…
Мама отвинтила колпачок тюбика губной помады и уставилась в зеркало:
– Значит, ты хочешь сказать, что он у тебя только для секса, да?
– Мама! – Я покосилась на служительницу.
– Ну тогда объясни, в чем дело.
– Я пока не уверена, что готова к серьезным отношениям.
– Почему? Разве в твоей жизни хоть что-нибудь происходит? Видишь ли, яичники не та вещь, которую можно сохранить в морозилке.
– А почему не приехала Трина? – поспешила я сменить тему.
– Не смогла найти, на кого оставить Тома.
– А ты вроде говорила, будто она очень занята.
Мама поймала мое отражение в зеркале. Плотно сжала губы и положила помаду обратно в сумку.
– Луиза, похоже, она сейчас на тебя здорово сердита. – Мама посмотрела на меня так, словно просветила рентгеном. – Неужели вы поссорились?
– Не понимаю, почему она считает себя вправе меня судить. – В моем голосе слышались угрюмые подростковые нотки.
Мама пригвоздила меня к месту суровым взглядом.
И я все ей рассказала. Я села на мраморную столешницу, мама нашла себе кресло, и я рассказала ей о предложении работы в Нью-Йорке и почему от нее отказалась, о том, как мы потеряли и снова нашли Лили, и что Лили наконец начала меняться в лучшую сторону.
– Я договорилась о новой встрече с миссис Трейнор. Мы медленно, но верно движемся вперед. Но Трина вообще ничего не хочет слушать, хотя, если бы нечто подобное случилось с Томом, она первая сказала бы, что я не имею права его бросать.
Мама смотрела на меня круглыми глазами:
– Господи Исусе! Ты рехнулась?
– Что?
– Работа в Нью-Йорке со всеми делами, а ты хочешь навечно застрять в этом ужасном месте в аэропорту! Нет, вы слышали? – Мама повернулась к служительнице. – Поверить не могу, что это моя родная дочь! Господь свидетель, я не понимаю, что случилось с ее мозгами.
Служительница медленно покачала головой:
– Да уж, ничего хорошего.
– Мама! Я сделала так, как лучше.
– Для кого?
– Для Лили!
– Неужели ты считаешь, что, кроме тебя, некому помочь этой девочке встать на ноги? Ну а ты хотя бы попробовала поговорить с тем парнем в Нью-Йорке и попросить у него пару недель отсрочки?
– С таким человеком, как он, не торгуются.
– Откуда ты знаешь? Под лежачий камень вода не течет. Разве не так? – (Служительница снова медленно кивнула.) – Боже правый, когда я об этом думаю… – Мама взяла из рук служительницы бумажное полотенце и принялась яростно вытирать шею. – Послушай меня, Луиза. У меня уже есть одна талантливая дочь, которая застряла дома, расплачиваясь за одну-единственную ошибку молодости. Ты знаешь, как я безумно люблю Тома, но иногда, как подумаю, чего могла бы добиться Трина, родись Том чуть-чуть позже, мне хочется рвать и метать. Да я и сама увязла в болоте бытовых проблем, ухаживая за папой и дедушкой. Но я-то ладно. Я сейчас ищу свой собственный путь. Но ты не должна ограничивать свои устремления только этим, слышишь меня? Только не билетами за полцены и ароматным чаем с пирожными. Ты должна быть там! Тебе единственной из всей нашей семьи реально выпал чертовски хороший шанс! И мне больно слышать, что ты его профукала ради какой-то девчонки, которую едва знаешь!
– Мама, я приняла единственно верное решение.
– Очень может быть. А может, просто решила плыть по течению.
– Под лежачий камень вода не течет, – подала реплику служительница.
– Вот именно! Слушай, что тебе умные люди говорят. Тебе надо срочно вернуться и узнать у этого американского джентльмена, нельзя ли приехать чуть позже… И не смотри на меня так, Луиза! Похоже, я с тобой слишком миндальничала. Не подталкивала вперед, когда следовало. Завязывай с этой своей тупой работой и начинай жить.
– Мама, места в Нью-Йорке больше нет.
– Это еще бабушка надвое сказала. А ты его спрашивала?
Я покачала головой.
Мама, тяжело дыша, поправила шарфик. Потом достала из кошелька две монеты по одному фунту и вручила их служительнице:
– Ну-с, должна вам сказать, что вы потрудились на славу! Пол такой чистый, что с него можно есть. И пахнет тут просто роскошно.