Едва ли нужно говорить о том, что Джулиано мечтал о папском престоле; то же касалось и кардинала Родриго Борджиа. Однако, несмотря на предложения крупных взяток и выгодных должностей, ни тот, ни другой не добились необходимой поддержки в Священной коллегии. И поэтому они, оставаясь соперниками, приложили совместные усилия для того, чтобы папой стал второстепенный персонаж, которым они могли бы управлять словно марионеткой. Остается лишь заметить, что они в этом преуспели. Генуэзец Джанбаттиста Чибо, принявший имя Иннокентия VIII (1484-1492), представлял собой полнейшее ничтожество. Он также весьма поощрял непотизм — с той разницей, что осыпал благодеяниями не племянников, а собственных сыновей от любовницы из Неаполя — одного из них, безнадежно распущенного Франческетто, он был вынужден женить на дочери Лоренцо Великолепного; в обмен тринадцатилетний сын Лоренцо, Джованни, получил кардинальскую шапку[201]. Когда через три года, в 1479 году, Джованни занял место в коллегии, отец отправил ему письмо, в котором предостерегал от зол Рима — «клоаки, средоточия всевозможных беззаконий» — и настаивал: «Поступай так, чтобы уверить всех видящих тебя: благоденствие и честь церкви и Святого престола тебе дороже всего на свете». Более всего Джованни должен был остерегаться искушения следовать дурному примеру, который подадут ему члены Коллегии кардиналов, где «в настоящее время так мало достойных людей… Будь кардиналы такими, как должно, весь мир улучшился бы от этого, ибо они всегда избирали бы достойного папу, и христиане благодаря сему жили бы в мире».

Сикст обременил папство огромными долгами, да и Иннокентий не отличался бережливостью. Итак, несмотря на продолжавшуюся продажу индульгенций, должностей и титулов, он, несомненно, попал бы в отчаянное финансовое положение, если бы не внезапный доход, пришедший из совершенно неожиданного источника, из Османской империи. После кончины османского султана старший сын, дабы избежать каких бы то ни было споров о престолонаследии, обычно тут же подвергал всех своих братьев удушению. Но когда Мехмед II, завоеватель Константинополя, скончался в 1481 году, его сын и наследник Баязид необъяснимым образом не смог расправиться с младшим братом Джемом[202], также претендовавшим на трон. Но тот потерпел неудачу и бежал, чтобы спасти свою жизнь, найдя убежище на Родосе у рыцарей Святого Иоанна, чей Великий магистр Пьер д'Обюссон прославился успешной обороной острова от войск отца Джема, Мехмеда в 1480 году Д'Обюссон радушно принял его, но при этом вступил в тайное соглашение с султаном о том, что возьмет его под стражу за ежегодную выплату 40 000 дукатов. Вскоре, осознав, что Родос находится слишком близко к османским владениям, чтобы можно было чувствовать себя спокойно, он отправил Джема к одному из руководителей ордена во Франции. Там он оставался до 1489 года, когда папа Иннокентий принял его (турецкий беглец был, в конце концов, бесценным дипломатическим и политическим активом) в обмен на кардинальские шапки для д'Обюссона и протеже французского короля. Когда Джем прибыл в Рим, ему оказали блестящий прием, его сопровождал в Ватикан Франческетто, где ему и его свите предоставили роскошные апартаменты, и они предавались расточительным развлечениям.

Между тем субсидии продолжали выплачиваться, и в следующем году папа принял турецкого посла, который доставил ему 120 000 дукатов — это равнялось почти всему годовому доходу папского государства — на содержание принца в последующие три года. Он также привез в качестве подарка священную реликвию — копье, которым был прободен бок Христа во время распятия. Была построена особая капелла для него в соборе Святого Петра. Джем тем временем неплохо устроился при папском дворе, где появление группы мусульман в их кафтанах и тюрбанах резало глаз даже больше, чем игравшие в садах папские внуки.

К этому времени, однако, здоровье папы стало стремительно ухудшаться. Как говорится в недавней работе одного специалиста, «он почти все время спал, просыпаясь для того, чтобы обжираться столь же неумеренно, как Гаргантюа… Он стал очень тучным и все меньше двигался. К концу жизни Иннокентий мог питаться лишь несколькими каплями молока из груди молодой женщины. Когда ему показалось, что он умирает, для спасения его жизни пожертвовали жизнью трех молодых здоровых людей, чтобы добыть кровь для переливания (по иронии судьбы, эту попытку предпринял доктор-еврей). Молодым людям заплатили за их кровь по дукату каждому. Они погибли во время этой процедуры, и когда их тела начали коченеть, монеты пришлось вырвать из их сжатых ладоней».

* * *

Сам же Иннокентий VIII скончался 25 июля 1492 года, успев дожить до известия об окончательном изгнании мавров из Испании. Его понтификат был довольно бесцветным. Во время правления Иннокентия Рим, который всегда нуждался в том, чтобы кормило власти держала твердая рука, погрузился в пучину хаоса, и папское государство пребывало в состоянии, близком к анархии. На смертном одре он умолял кардиналов о прощении за его недостатки и повелел выбрать ему более достойного преемника.

К несчастью, они этого не сделали.

Немногие годы в мировой истории оказались столь важными для нее, как 1492-й. Он начался с весьма драматического события — 2 января завершилось покорение Гранады, положившее конец королевству мавров и укрепившее власть Фердинанда и Изабеллы; в марте испанским евреям дали три месяца на то, чтобы они приняли христианство или покинули страну; в апреле на своей фамильной вилле в Кареджи умер Лоренцо Великолепный; в конце июля в Риме за ним последовал папа Иннокентий VIII; в начале августа Христофор Колумб отплыл, чтобы открыть Новый Свет, о чем он pi не подозревал.

Преемником Иннокентия стал шестидесятиоднолетний Родриго Борджиа, который принял имя Александра VI (1492-1503). Его двоюродный дед Каликст III обеспечил ему хорошие стартовые возможности: кардинал в двадцать пять лет, уже тогда наложивший руку на множество епископств и аббатств, в двадцать шесть уже стал вице-канцлером Святого престола — эта должность гарантировала ему огромные доходы, которые он получал при четырех папах. Мало может быть сомнений в том, что Борджиа выиграл выборы прежде всего с помощью взяток, которые бесстыдно раздавал нужным людям: говорили, что четыре каравана нагруженных золотом мулов шли из дворца Борджиа к дворцу кардинала Асканио Сфорца. Его главный соперник, кардинал Джулиано делла Ровере, не мог равняться с ним по богатству, а потому ему пришлось смириться.

Александр, однако, был известен как в высшей степени способный и опытный администратор, который почти наверняка лучше своих соперников мог нормализовать ситуацию в Риме, полностью вышедшую при Иннокентии из-под контроля. Говорили, что он никогда не пропускал консисторию (регулярно проходившие встречи кардиналов) — за исключением тех случаев, когда болел или отсутствовал в Риме; никто лучше его не понимал дел курии. Александр был остроумен, очарователен, будучи украшением компании. «Женщины, — писал завистливый современник, — тянулись к нему, как железо к магниту». Чего ему не хватало, так это хотя бы проблеска религиозности. Он не делал секрета из того обстоятельства, что служит церкви только для того, чтобы получить от нее то, что ему угодно, и добивался в этом смысле очень многого. Ко времени своего избрания, которое отпраздновали боем быков на площади перед собором Святого Петра, он стал отцом не менее чем восьми детей по меньшей мере от трех женщин, что вызвало упреки со стороны Пия II, не возымевшие какого-либо действия. Наиболее близкие к нему из этих отпрысков были детьми знатной римлянки Ваноццы Катанеи: Джованни, Чезаре, Лукреция и Гоффредо (или Жофре, по-каталонски Джофре). Не менее пяти членов его фамилии получили кардинальские шапки; Чезаре удостоился ее в возрасте всего восемнадцати лет, причем к этому времени он уже был архиепископом.