– Йоль? Один из языческих праздников, верно?

– Не забивай голову, Мэттью. Я позволила Дьяволу подойти ко мне так близко, что уже глупо скрываться и испытывать ужас. Я готова вновь с ним встретиться.

– Но что случится, когда… – Возвращаюсь к своей любимой манере изъясняться и кручу пальцами в воздухе, вырисовывая только мне понятные символы.

– Не знаю, – честно признается Монфор, – увидим. Я лишь надеюсь, что, прежде чем я встречусь с ним, мне удастся встретиться с настоящей Ари. Это все, чего я хочу.

Она кивает сама себе, а я отворачиваюсь. С настоящей Ари? Если бы.

Мы прощаемся, и я покидаю коттедж. На улице холодно, а я в одной окровавленной рубашке. М-да. Видок у меня что надо. Придерживая ладонями ноющие ребра, спускаюсь с крыльца и вдруг слышу:

– Лови!

Мне в руки летит плотная толстовка. Я едва не роняю ее, так как ловкостью сейчас похож на подстреленного страуса. Джейсон усмехается, наблюдая за моими неуклюжими движениями.

– Ну давай, – бормочу я, натягивая толстовку, – скажи уже.

– Что сказать?

– Что я выгляжу паршиво. И вид у меня отвратный. Как ты там всегда говоришь?

– На самом деле для человека, который парил по комнате, а потом вылетел в окно, ты выглядишь вполне прилично, – сообщает оборотень и приподнимает банку с пивом.

– Новая привычка? – невесело усмехаюсь я и подхожу к мужчине.

– Да. Раз курить мне больше нельзя, буду напиваться.

– Отличный выбор.

– В жизни нужно все попробовать.

– Верно.

Джейсон стоит, прислонившись к машине, а я запрокидываю голову. Звезд совсем не видно. Ночь мрачная и холодная. Иными словами, отстойная.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я и отбираю банку с пивом. Делаю глоток.

– Это мое пиво.

– Я пытаюсь быть вежливым. Ответь на мой вопрос.

– Пытаешься быть вежливым, отбирая мое пиво?

Джейсон забирает у меня банку обратно и признается:

– Я никак себя не чувствую. Внутри пусто, будто Люцифер забрал не только чувства, которые я испытывал к Норин, но и все остальное.

– Может, все твои чувства были сосредоточены лишь в чувствах к Норин, и поэтому теперь кажется, что не осталось ничего?

– Давай без философии.

– Ты сожалеешь?

– Наверное.

– Но она ведь тебе так нравилась. Неужели ты действительно все забыл?

– Я все помню, мальчик, – отвечает Джейсон, – но я больше ничего не ощущаю. Вот в чем разница.

Безнадежная ночь, полная отчаяния и печальных мыслей.

Я взъерошиваю волосы и почему-то выдыхаю:

– Мне жаль. Я не умею говорить классные вещи. Но мне жаль.

– Люцифер сделал то, что он отлично умеет делать, – обманул нас. С нами играют, да так, будто мы куклы. То сводят с ума, то обезоруживают, то спутывают мысли. Уверен, ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Да, я понимаю. Уж сводить с ума они точно умеют. Я сегодня сделал то, что никогда бы раньше не сделал.

– Например, вырубил меня?

Дерьмо! Он все помнит!

– Я знал, – выдыхаю я и ударяю себя кулаком по лбу, – знал, что ты увидел.

– И наверняка удивился, почему я не разодрал тебе глотку.

– Да, такой вопрос крутился у меня в голове.

– Ты сегодня всех нас отлично подставил, и я разозлился. – Джейсон отворачивается и с силой стискивает зубы. – Я разозлился так, что действительно собирался свернуть тебе шею, ведь Норин рисковала собой, я рисковал собой, а ты поддался злости, ярости.

– Послушай, я не хотел… или хотел. Это сложно. Я просто…

– Именно потому, что это сложно, я не тронул тебя.

Мы смотрим друг на друга. Я опускаю голову.

– Я идиот.

– Да, ты идиот. Но ты молод, эмоционален, пусть и отрицаешь эмоции. Я отыгрался бы на тебе, но проблема в том, что лежачих я не бью. А ты уже провалился сквозь землю.

– Ну спасибо. – Я киваю. – Отлично.

– Но это правда. Ты запутался. Надеюсь, теперь в твоей голове все пришло в норму?

– Наверное. Я до сих пор считаю, что Ариадна опасна. Мы должны остановить ее.

– Она причинила тебе боль.

– Нет, – усмехаюсь я, откинув назад голову, – она не причинила мне боль, она лишь превратила мою жизнь в жалкую пародию и сделала меня чудовищем.

– И ты решил отомстить.

– Я думал, что поступаю верно.

– А сейчас что думаешь?

– Что я кретин. Я врал вам всем, хотя именно вы спасали мне жизнь. Я врал Хэрри, пообещал ему вернуть Ари домой, а сегодня… сегодня чуть не…

Запинаюсь, не знаю, что сказать. Что со мной? Я не узнаю себя.

– Я даже связался с фанатиками.

– Что? – Джейсон недовольно смотрит на меня. – Мэтт…

– Мне казалось, так нужно. Я… ладно. Давай!

– Что?

Мужчина удивленно вскидывает брови, а я становлюсь перед ним.

– Врежь мне! Я заслужил.

– Черт возьми, не буду я тебя бить.

– Но…

– Мэтт, посмотри на себя. У тебя не лицо, а гематома. Я ткну тебя пальцем – и ты коньки отбросишь.

– Очень смешно.

– Но я не шучу. – Джейсон все-таки усмехается и устало качает головой. – Все, у меня больше нет желания распинаться и объяснять тебе, что ты хороший. Я закончу этот психоанализ, а ты просто выспишься и возьмешься за ум.

– Высплюсь, – ворчу я, – было бы неплохо.

– Иди домой. Завтра увидимся.

– Как скажешь. – Я делаю несколько шагов, как вдруг понимаю, что на улице у дома нет пикапа Хэйдана. Оборачиваюсь и свожу брови. – А где машина?

– Ты собирался вести ее без сознания?

– Нет, но…

– Завтра пригоню.

– Только пригони, иначе у меня будут проблемы. А у меня и так много проблем.

– Договорились. Может, тебя подвезти?

– Нет. Я дойду. До завтра.

Джейсон отпивает пива, а я слабой походкой двигаюсь к своему дому.

Понятия не имею, сколько плутаю по улицам. Я помню, как ушел из дома, как меня обидел отец. С одной стороны, он привел домой мозгоправа. А с другой… он имеет, черт подери, на это право. Его сын постоянно где-то пропадает, оправдываясь, как семилетка, у его сына постоянно побои на теле, какие-то проблемы. Он волнуется и не доверяет. И да, мне хочется, чтобы отец верил в меня, ведь я никогда не был куском дерьма. Но мой папа – обычный человек. Он даже предположить не может, что творится в моей жизни. Не могу винить его за то, что он борется с неприятностями по-своему. Я должен понять его.

Прихожу домой около трех ночи, собираюсь подняться сразу на второй этаж, но слышу шум телевизора в гостиной. Я тихо прохожу по коридору и застываю на пороге гостиной, увидев отца в кресле.

– Пап? – нерешительно зову я, и он тут же оборачивается.

Отец