Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рассказывай дальше.
– Нет, папа. Теперь ты. Я едва не погибла, стараясь раскрыть это дело, а ты с самого начала знал, черт возьми, кто совершил то убийство. Я очень обижена на тебя. Если моя шкура для тебя значит так мало, что ее не стоит спасать, ладно. Но ты едва не допустил, чтобы мать Тима-младшего убили, и это ужасно. Я понятно выражаюсь?
– Да. Да. Я... почти уверен, что все происходило так, как ты говоришь. Я понимал, что ежемесячные платежи связаны с Бейли, с тем, что Микс и Оуэн ушли в отставку, а Брайтон стал шерифом. Я платил за контейнер, как меня попросили. Но ничего не знал. Я... отдалился от Брайтона и Пата после этого. Старался держаться подальше от всего. Сознавал, что на руках у меня кровь, но не догадывался, много ли ее там.
– И не хотел знать.
– Не хотел.
– У тебя хватило смелости принять участие в игре, но ты не отважился получить приз.
– Можно взглянуть на это так. Можно и по-другому.
– Так вот, я сообщу тебе, что находилось в контейнере, за который ты платил. Платье и туфли Бейли. Записи ее разговоров с Миксом и Оуэном. Пистолет О'Брайена и стреляные гильзы. Все необходимое, чтобы покрывать преступление и доводить человека до самоубийства, пока вы жили в свое удовольствие. Ты. Большой Пат. Брайтон. Очевидно, и Раймерс, державший напарника в неведении. Когда О'Брайен покончил с собой, Гландис все это выкрал. Подумал, что когда-нибудь сможет пригодиться. Поручил Эвану отправить мне ключ.
Кларк снова посмотрел на Мерси. Сел прямо и положил руки на подлокотники кресла.
– Мы так и не узнали, что случилось с той коробкой. И всем прочим. В контейнере ничего не оставалось.
– Теперь знаешь. И ты никогда не говорил никому, что лежало в ней.
– Никому.
– Даже мне.
– Даже тебе.
Наступило долгое молчание, слышался только шум дождя за окном.
– Хорошо, папа, как взглянуть на это по-другому? Заговор с целью не допустить раскрытия убийства. Будь добр, объясни это как-нибудь иначе.
– Знаешь, дочка, я делал это ради тебя.
– Я тебя не просила.
Кларк встал и поднес руки поближе к огню. Его голос звучал мягко.
– В том-то и все дело, неужели не понимаешь? Я оказался причастен к этому – через Брайтона и Пата. Они были моими друзьями. Поначалу мы были заодно. А если ты сделал такой шаг, то назад уже не вернешься. Моей задачей было поместить ту коробку в хранилище. Мы с Раймерсом обо всем договорились, отвезли ее туда, заказали ключи. После его смерти за хранение стал платить я. Я действительно не знал, что мы прячем, пока не заглянул в коробку. Но было уже слишком поздно. Я оказался соучастником. Что я мог тогда сделать? Арестовать Джима О'Брайена за убийство? Когда Брайтон стал шерифом, О'Брайен уехал в пустыню, а Большого Пата я до сих пор называю другом. Дальше что? Уйти из управления, устроиться куда-нибудь охранником? Нет, на руках у меня были ты и твоя мать. Ты – детсадовская девочка с прекрасной улыбкой, доброй душой и большим будущим, и я хотел, чтобы у тебя было все самое лучшее. Нет, поздно было совершать правильный поступок. Слишком поздно.
Мерси посмотрела на отца, вялого, старого, всю жизнь несшего бремя вины на своих плечах.
– Теперь я должна сделать такой же выбор, – промолвила она. – Я могу предать гласности дело Бейли, ославив Брайтона, Большого Пата, тебя, или замять его. Если замну, Брайтон обеспечит мне продвижение – сделает начальником группы, главой отдела, кем только захочу. Со временем продвинет меня в шерифы, если пожелаю. Это все, о чем я мечтала. Если не замну, то погублю себя. И Тима, насколько понимаю, тоже. Что бы ты сделал на моем месте?
Подумав несколько секунд, Кларк сказал:
– Я уже сделал.
– Если бы можно было вернуться назад?
– Сдал бы улики в прокуратуру, вместо того чтобы их прятать. Возможно, если бы я правильно поступил, ты сидела бы здесь, как сидишь сейчас. Но я повел себя иначе, и ты оказалась с разбитым сердцем. Понимаешь, я хотел защитить тебя. Ты была самой большой моей любовью и самым главным человеком. Но все, что я совершил, едва не убило тебя через тридцать лет. Не оставляй Тиму распутывать дело Бейли.
Мерси промолчала.
– И вот еще что, дочь моя. У тебя появятся злобные враги, если обратишься в прессу, в суд или куда-либо еще. Могущественные враги. Но появятся и друзья. Все станут уважать твое решение, даже если и возненавидят тебя за него. Ты можешь унести с собой это уважение, если до того дойдет. Ты не будешь погублена. Только... отодвинута в сторону на время. Тебе понадобится оглядываться на то, что делается у тебя за спиной. Наверное, оно и к лучшему. Это для тебя возможность перейти на лучшую дорогу.
– Какую? К чему?
– Не знаю.
Мерси поднялась и встала у огня рядом с отцом.
– Я всегда считала такой оптимизм ерундой. Самоутешением. Но в любом случае какой существует выбор? Хуже думать, будто жизнь устроена так, чтобы делать тебя несчастной.
– Это сомнительно.
– Но я никогда не предполагала, что правильный поступок навредит стольким людям. Моему сыну. Моему отцу.
– От этого он не менее правильный.
– Добро и зло. Черное и белое. Да и нет. Они и мы. Вот почему я пошла служить в полицию. Чтобы знать ответы с самого начала.
Кларк положил руку на плечо дочери:
– Прежде всего для того, чтобы не нужно было задавать себе эти вопросы.
Мерси вгляделась в его лицо:
– Да, пожалуй.
– Задай. Воспользуйся такой возможностью.
– В любом случае завтра я позвоню сестре Бейли. Расскажу то, что ей следует знать. Ей от этого не станет легче, но она думает, что станет.
– Никогда не знаешь заранее.
Мерси снова посмотрела на отца:
– В том-то и дело, папа. Иногда знаешь. Иногда знаешь, черт возьми!
* * *
В одиннадцать часов Мерси позвонила домой Гэри Брайсу. Когда он ответил, она услышала щелчок клавиши.
– У меня есть для тебя материал, – произнесла Мерси. – Завтра утром в шесть у закусочной на Пятнадцатой улице.
– Приеду заранее. Темные очки брать?
– Лучше зонтик и магнитофон.
– Я люблю тебя. Хочу встретиться с тобой, усыновить твоего ребенка и умереть за тебя.
Мерси улыбнулась и положила трубку.
Через две недели Мерси поднялась со свидетельского места в зале, где заседало большое жюри, и последовала за судебным приставом. Она провела там полдня, и от долгого сидения у нее затекли ноги.