Михеевна вздохнула бессчетный раз уже за сегодня и, кряхтя, начала колдовать над бумагой. Когда все было закончено, сержант, морщась, прочитал написанное, заставил что-то вычеркнуть, что-то дополнить и отпустил их с миром.

Хотя стоял летний вечер, ветер дул прохладный. Пожилая женщина остановилась, сняла платок и укутала в него девчачьи плечи. Лена благодарно посмотрела на тетю Михеевну, сама она давно озябла, но пожаловаться не решалась. Через несколько минут подошли к пустому темному дому. Михеевна первым делом усадила девочку к столу, стоявшему посередине комнаты, где белым уступом выпирала русская печь. Пока Михеевна собирала нехитрую снедь, Лена сидела за столом, сложив руки, как в школе за партой, оглядываясь на всякий шорох из кухни.

– Ну вот. Как говорится, чем Бог послал. – Михеевна вынесла шкворчащую сковородку с картошкой и корзинку с неизменными пирожками. – Сейчас молока принесу. Любишь молоко?

Девочка сразу кивнула – было ясно, что она уже изголодалась. Пока Лена обжигалась картошкой, Михеевна смотрела на нее, подперев щеку полной рукой, и тихо вздыхала. Ей было понятно, что этот ребенок маму в ближайшее время не увидит, раз уж сразу не нашлась, значит, уехала. И не то чтобы бросила, наверное, сын оставался в поезде, пока мамаша металась по вокзалу, и надо было выбирать, кого оставлять на волю случая – сына или дочь. Михеевна давно торговала на вокзале и вообще давно жила на белом свете и о подобных случаях слышала чаще, чем хотелось бы. Лена умяла картошку и вопросительно посмотрела на Михеевну. Та спохватилась:

– Эх, что же я, клуша! Сейчас молочка принесу.

После всех переживаний за день да и сытной еды у девочки начали слипаться глаза. Михеевна постелила Лене на своей кровати, раздела, уложила, подоткнула пуховое одеяло, а сама присела за стол. Она жила уже давно одна. Муж погиб еще в семидесятых – попал по пьяни под поезд. Их единственная дочь Маша вышла замуж куда-то в Украину, писала редко, приезжала еще реже – раз в несколько лет. Почему так вышло, Михеевна не понимала, в дочке души не чаяла, поднимала на ноги, как могла. Ну да не зря в народе говорится – родительское сердце в детях, а детское – в камушке. К одиночеству она привыкла и на судьбу не роптала и даже сохранила беззлобие к людям. Но сейчас, когда пришлось позаботиться о беззащитном маленьком человеческом существе, на сердце засвербило. Отвыкшая сама от человеческой ласки и забывшая заботу о других, Михеевна ощутила вдруг такой прилив неизрасходаванной нежности, что тихо заплакала. Так эта ночь и прошла, и когда Лена проснулась, то увидела, что добрая тетя Михеевна спит за столом, уронив голову на пухлые руки. Стакан из-под молока, видно, задетый во сне этими руками, лежал, опрокинутый, на самом краю стола. Лена выскользнула из-под одеяла, поставила стакан и осторожно погладила спящую женщину по голове.

– Давай, Ленчик, порхай, как птенчик, пить охота, дай компота. – Алексей, известный балагур среди водил-дальнобойщиков, хотел шлепнуть официантку по попке, но та привычно увернулась.

В шоферской столовой, которую в новейшие времена гордо стали называть кафе «Колесо», нравы были соответствующие. Здесь неподалеку водители ставили свои фуры на ночную стоянку – гуртом, как известно, надежней – и отрывались по полной программе после многочасового перегона. Тут же гнездовались проститутки, специализирующиеся на дальнобойщиках, посасывали подслащенные коктейли их «мамочки», питалась во всех смыслах дорожная власть с жезлами и цепким взглядом из-под фуражек да перекусывали отдельные автотуристы.

– Ишь недотрога на дальнюю дорогу, – беззлобно засмеялся Алексей.

Сидевшая с ним компания шоферов одобрительно загудела – к Лене здесь относились по-доброму, особо не приставали, хотя слава о ее красоте докатилась на их колесах далеко за пределы области. Все знали ее историю – она искала брата, который вроде бы крутил баранку, как и они, только где, в какой губернии необъятной России, было одному Господу Богу ведомо. Она и официанткой-то пошла в такое место, чтобы не пропустить, если кто чего узнает или услышит. Но весточек не было, шоферюги, разводя грубые руки, вздыхали и пожимали плечами, ничего нового, мол. Да и, по правде сказать, сложно было надеяться – кроме имени Валера она и сама ничего не знала. Свою настоящую фамилию Лена так и не вспомнила – тогда на вокзале от стресса отказала память. Ее названная бабушка Полина Михеевна справки, конечно, наводила, как могла, но только лет через десять удалось узнать, что какая-то женщина, потерявшая ребенка на вокзале, приезжала в их город, искала, да не нашла. Состав вокзального отделения милиции сменился уже несколько раз, расписка Михеевны затерялась, а люди, к которым эта женщина обращалась, про историю с Леной не вспомнили. Она, конечно, оставила адрес, но письмо, которое Михеевна вместе с Леной туда написали, вернулось за отсутствием адресата. Единственной ниточкой было то, что Лена помнила о мечте своего братика – когда вырастет, стать шофером грузовика, такого, который надо по разным городам водить. Глупо, конечно, но, кроме детской мечты брата, других зацепок не было. И когда Полина Михеевна преставилась, отписав свой домишко не родной дочери, а не родной, но любимой внучке, Лена решила устроиться на работу, чтоб поближе к этой зацепочке. Вот уже третий год она таскала подносы, знала всех водил в лицо и по именам, но… слишком уж у нас большая страна, чтобы люди в ней находились так же легко, как терялись.

Алексей вышел из-за стола, подошел к девушке, ожидавшей на раздаче заказ.

– Лен, это… поговорить надо бы.

– Говори, кто мешает?

Алексей переминулся с ноги на ногу.

– Да нет… не здесь. Серьезный разговор.

Лена бросила взгляд.

– Ну если серьезный, ты знаешь, моя смена в двенадцать заканчивается. Тогда и поговорим, а сейчас… посторонись-ка. – Лена взяла поднос и поплыла в накуренный зал.

Попрощавшись с поварами и второй официанткой, Лена вышла за дверь. Там на ступеньках, набросив пиджак на плечи, сидел Алексей и затягивался папироской. Судя по груде окурков неподалеку, ждал порядком.

– Ну? О чем гразговор-то? Только давай быстрей, устала я.

Алексей встал, просунул руки в рукава, одернул пиджак.

– Лен, тут вот какое дело. Я… ну, в общем, ты меня знаешь. Я и заколачиваю неплохо, и не пью почти. Ребята меня уважают, у кого хочешь спроси…

– Да знаю, знаю. Не тяни.

– Да не тяну я. Не сбивай… пожалуйста.

Лена опустила сумку с продуктами – традиционная ресторанная надбавка работникам общепита к домашнему столу – и внимательно посмотрела на парня.

– Слушаю, Леша.

– Ну вот. Холостой я, и ты хол… неженатая, тьфу, незамужняя… – Алексей достал новую папиросу, закурил. – В общем… ну… выходи за меня.

Лена, хотя и ожидала нечто подобное, удивленно засмеялась.

– Женихаться решил? А вдруг у меня уже жених есть?

Алексей посмотрел сердито.

– Да брось ты, Лен. Все знают… я не то хотел сказать… ну, в общем… был бы жених, я бы знал, наверное. То есть ты, конечно, баба видная, может, и есть, только мне без разницы. Люба ты мне, Лен. Давно люба. За мной как за каменной стеной будешь, в обиду не дам и вообще. Выходи, а Лен?