Миша принес из кают-компании пледы.

– Накиньте, девчонки. Сейчас сарма дуванет, озябнете.

Я переспросил, оказалось, сарма – название резкого ветра, дующего из ущелий. Миша, видя мой интерес, присел к нам за стол.

– Хотите, я вам про Байкал расскажу?

– Конечно, конечно. Мы – с удовольствием, – ответил я за всех и не ошибся.

Все-таки людьми славна Россия, а не только нефтью с лесом. Миша рассказывал так увлеченно, что мы слушали, как в другие времена дети слушали былины. А любовь к родным местам только и делает человека гражданином. Вот на таких, как Миша, неравнодушных, и стоит Россия. Ну и на десантниках, конечно.

Между делом мы подошли к острову, где ничто не выдавало его обитаемости, кроме небольшого деревянного причала. Августовское щедрое солнце освещало верхушки елей, приветливо кланявшихся под ветром в нашу сторону, и казалось, что кончики елей голубовато искрились. Кинув якорь метров в пятидесяти от берега, мы начали разворачивать рыбалку. Миша принес спиннинги, но ловить предполагалось не на блесну, а на «кораблик». Ну, рыбаки знают, что это такое, для остальных коротко скажу, что «кораблик» – такое устройство из дерева, поплавок, обладающий мореходными качествами, имеющий способность оставаться на месте, несмотря на течение. Пока московские гости, то есть мы с Юрой, с умным видом стояли со спиннингами в руках, то подтягивая, то отпуская наши «кораблики», за столом веселились без нас. Солнце стало клониться к Саянам, будто там в каком-нибудь ущелье у него был ночлег. Заметно похолодало, ничего не клевало, и через некоторое время рыбалить надоело, тем более потянуло в общество. Я оглянулся и увидел, что о нас почти забыли, мужики продолжали развлекать женщин анекдотами, «ромашки» по нам явно не скучали. Мы смотали лески, и тут меня взяла какая-то полуревность, полуобида за забвение.

– А что-то десант давно не плескался, – достаточно громко, чтобы обратить внимание ветреных дам, молвил я и начал раздеваться догола.

Эффект был достигнут, дамы заверещали, что, мол, вода совсем ледяная, что мы и так герои, и все в таком духе. Ну не отменять же в самом деле такое действо, и я голышом (все уже были свои) сиганул с борта. Уже купавшись накануне, я подозревал, что будет холодно, но так…Одно дело разгоряченным, после бани и водки и совсем другое – просто после водки. Однако, кляня себя в душе за показуху, я сделал пару десятков красивых размеренных гребков кролем и вернулся к борту, но уже баттерфляем. Не из пижонства, а из-за леденящего холода, который запросто мог привести к судороге. Подняв меня на борт, мне тут же поднесли стакан водки, а обе «ромашки» принялись меня кутать в свои пледы. Надо сказать, что восторг, лучащийся из их глаз, согрел меня куда больше, чем стакан, о край которого я страшным усилием воли заставил себя не клацать зубами. Под охи и ахи дам я оделся и триумфально прошел к столу, где Миша и Хайдар (помощник был в рубке) уважительно пожали мне руку и тут же снова налили, чтобы выпить за лучших представителей Москвы. Но не успели мы сдвинуть стаканы, как на время упущенный мной из вида Юра крикнул позади «Есть купол!», мы обернулись, но увидели только мелькнувшую голую задницу и брызги, взлетевшие над бортом, – Юра решил повторить мой подвиг. Уже без восторгов, а больше с досадой мы все скучковались на юте (корма). Юра явно заплыл далековато (специально, наверное, дальше меня), но не рассчитал обратной дороги. Тут все заметили, что на поверхности озера метрах в двадцати распласталась скатом какая-то солдатская шинель, Юра признался мне позже, что именно это и решило его последние сомнения, в нем сработал какой-то инстинкт – достать что-то из воды. До шинели он, правда, не доплыл и повернул обратно. И все бы ничего, да для таких подвигов нужно плавать с детства (я-то вообще, как говорят, «в воде родился»), а этого «героя» затянуло под катер.

– Цепляйся за что-нибудь! – завопил Миша (ему, если что, отвечать первым как капитану), готовя конец.

Конец, если кто глупо захихикал, это флотское название каната. Но Юра почему-то не стал хвататься ни за конец, ни за наши опущенные вдоль борта руки.

– Вылезай, блин, околеешь, – теряя терпение, крикнул Миша.

– Не…нор-р-м-м-мально…вс-се, н-не холл-л-лод-д-дно, – стуча зубами, заверил Юра из-под катера.

– Хорош, вые…ся, – на правах товарища стал урезонивать я, – погеройствовал, и будет. Кроме меня, все волнуются.

– Дайте ему туда водки, – дельно посоветовала Игорева жена, – задубеет же.

– Правильно, – сообразил Игорь, – он высунет руку, тут мы его и цапнем.

– Нет, не так надо. Тем более, человек он интеллигентный, – поправил я и крикнул: – Юр, держи стакан!

Из-под катера тут же показалась Юрина длань и, судорожно пощупав пальцами воздух, схватила наконец стакан водки и, подобно щупальцу осьминога, утащила его вниз. Я подмигнул товарищам, мол, приготовьтесь, и тут только до всех дошел смысл моих слов насчет интеллигентности. Юра был достаточно воспитан, чтобы вернуть пустой стакан обратно, и именно в этот момент мы его и схватили за руку. Вытаскивать этого кабана было нелегко, по уму, надо было вообще бросить – раз такой гордый, греб бы к берегу, но десантное братство взяло верх над моралью, и через пару секунд голая посиневшая туша перевалилась через борт на палубу. Девочки отвернулись – в отличие от моего выхода из пучины это было неэстетическое зрелище. Поэтому пледами его укутывали Миша с Хайдаром.

Сами понимаете, после таких событий вторая за эти сутки баня показалась нам на порядок лучше первой. Не буду утомлять читателя повторением банных подробностей, одно скажу, а вы попробуйте представить эту красоту наяву – окунаться после парилки мы под желтый душ из лунного света бегали голышом в лесной ручей и сидели на теплых еще камушках, никого не стесняясь (даже Игорева жена), а кругом – глухой сказочный лес, разные шорохи и запахи. Теперь нетрудно и представить, с каким прекрасным настроением мы ужинали на заимке, которая была арендована для нас, как пошли пупырчатые свежесоленые огурчики, как рассыпалась во рту сдобренная маслицем отварная картошка, как уминались омуль и селедочка, как хрустели на зубах грузди и лисички и как весело звенели друг о друга русские граненые лафетнички с тонкими ножками.

На вторую ночь мы уже могли без потери репутации выспаться, как говорится, с запасом. Но то ли девственно свежий байкальский воздух, то ли подсознательная горечь от скорого отъезда разбудили меня с первыми лучами солнца. С легким недоумением увидев рядом с собой вторую – Юрину «ромашку» вместо уже привычной, я взял гитару и пошел будить товарища песней. То ли я был с утра не в голосе, то ли еще почему, но Юра начал брыкать меня ногой из-под одеяла. И лишь когда я затянул что-то военное, его наконец-то проняло, и мы спустились к столу завтракать. Как понимает читатель, завтрак был больше жидкий. Уже позже наши хозяйственные подруги присоединились к нам и сделали вкуснейшую глазунью с лучком и помидорчиками. Постепенно продрали глаза и остальные, и оставшиеся часы до отплытия мы провели душевнейшим образом, хотя и с легкой грустинкой. Ну почему все хорошее так быстро проходит и, главное, так редко повторяется? Этот последний день, как и наше настроение, пошел по нисходящей, и даже чуть не разразившаяся из-за дам драка с местными мужиками, заселившимися в нашу гостиницу, не добавила веселья. Игорь увез к вечеру жену и «ромашек», Хайдар тоже откланялся (его срочно вызвали в агенство), обеспечив нам такси, и мы направились, тихие и мирные, в аэропорт. Праздник, по сути, кончился, и лишь таксист нас немного развеселил, спросив по пути: