– Hail to you, Master of Death[2].

Старик ответил скрипучим голосом – неожиданно пронзительным и высоким, прямо-таки писклявым:

– Ведомо юноше приветствие наше на Древнем Языке Чудес. Стало быть, ведомы юноше и мы, и дела наши. Откуда любознательность сия к делам, что ныне не в почете на жадной до чудес земле?

– Я хочу последовать вашим путем, господин. Пусть ваши дела станут и моими делами.

– Так вот какую плату с меня Болотный Гриф стрясет! Отнюдь не бескорыстна щедрость! Вот отчего дозволил прикоснуться к бесценным свиткам Заповеданных Знамений! Все подгребает Гриф, все копит. Как эти свитки. Уразумел, что не дождется, что не придут к нему Внимающие Мертвым. Замыслил обучить премудрости посмертной своих людей. Длинные крылья Гриф отрастил, цепкие когти и жадный клюв. Не подавиться бы однажды всем, что он алчет заглотить.

– Господин, я всем сердцем жажду постичь ваше Искусство. Я готов принести клятву на крови – на крови всех моих предков – то не приказ лорда Придворного Мага, а мое горячее желание.

– Твои горячие желания не мешают твоим хозяевам желания иметь. Мне до твоих желаний дела нет. Не ведать мне бы и его стремлений – да слишком глубоки они, просты и неуемны. Нельзя не догадаться – закрывай, не закрывай глаза… Ведом он жадностью и голодом до власти. Всего могущества, всей силы, что мир способен даровать, он вожделеет. Добрался и до нашего искусства. Гонимого, отверженного, осрамленного…

– Даже искусство лорда Кэрдана бессильно помочь мне. Лишь надежда на вашу мудрость долгое время поддерживала во мне жизнь.

Старик издал звук, похожий на вздох сожаления.

– Ты не умеешь слушать. Я сказал, что не желаю знать твоих желаний. Ты как хозяин твой. Слишком неодолима твоя одержимость, чтобы ты мог молчать о ней. Искусство наше честно. Я сразу говорю тебе: пуста твоя надежда. Невежды верят, будто мы способны воскрешать людей. Обман. Мы оживляем мертвецов. Коль вырвать из утробы Смерти того, кого ты потерял, перед тобою предстаёт мертвец. Труп, что умеет дышать и говорить. Но не живой, тобой любимый человек. Мы властвуем над Смертью – не над жизнью.

Долан ответствовал тихо, уподобляясь напевному говору некроманта, в надежде убедить его:

– Мне нужно только совладать со Смертью. А с жизнью я управлюсь сам.

Скрипучий, писклявый смех старца отозвался тонким болезненным звоном в ушах Долана.

– Глупые, самонадеянные мальчишки!

Он обращался не только к Долану, но и к Артану, который безмолвно и неподвижно стоял возле арки.

– Вы неспособны Смерть учуять за несколько шагов. При том хотите приманить жизнь в тело мертвеца. Смерть проще отогнать, чем отменить. И если вы не гоните Ее, вы либо самонадеянные глупцы, либо глухи к Ее шагам. Либо тот, кого Она прибрала, вам безразличен, и вам не жаль скормить его для цели, мне неведомой.

Монотонное напевание старца вгоняло в сон, но последние слова встревожили Артана.

– Кто безразличен? О чем ты говоришь?

Некромант вновь пискляво хихикнул.

– Так вы и впрямь глухи! Забавно! Мы здесь разводим речи о Смерти, а Смерть тем временем сама явилась в эти стены! И вы не слышите, как насыщает один из вас бездонную утробу! Он только что скормил в нее себе подобного и замышляет еще один гостинец Тлену! А вы не чуете, владыки магии, хозяева земли!

Артан вылетел в коридор. Визгливый старческий смех подгонял его. Он обвел мысленным взором подземные лабиринты. Теперь он и сам видел, что в стены Распета пришла беда. Старик был почти прав – маги слышали явление смерти, лишь когда ждали его.

Не успев притормозить, Артан с разбегу налетел на мертвое тело перед распахнутой дверцей. Не взглянув на труп, он ворвался в комнату – точнее, в камеру.

– Брось топор, Гельтан.

Мужчина в камере застыл, как каменное изваяние, с занесенным топором в руках. Он был, как и Артан, в черной одежде и черном плаще – знак высокого положения в магической иерархии. Рядовым магам запрещалось полностью облачаться в черный цвет.

– Дай мне… освободить ее, – прохрипел он сдавленно, а затем губы его плотно сомкнулись. Он судорожно двигал желваками, пытаясь договорить, но заклятье Артана держало прочно.

– Будешь говорить с Придворным Магом. Я не стану слушать убийцу товарища.

Артан опустил глаза. У ног мужчины с топором скорчилось женское тело в суконной робе. Сукно было грубым, но нарочно выбеленным – глумливая насмешка над тонкими белоснежными одеяниями, в которых феи появлялись среди людей. На мгновенье Артану показалось, что женщина мертва, но тут она подняла голову. Она была так худа, что кости будто просвечивали сквозь землисто-серую кожу. Лицо с безукоризненно правильными чертами все еще выглядело юным, несмотря на изможденность. Черные волосы ниспадали пышными локонами до пояса. В огромных глазах застыли страдание и усталость.

– Позволь ему убить меня, – прошептала она.

Артан дрогнул. Столько муки прозвучало в ее голосе, столько горя запечатлелось на изможденном лице, что на какое-то мгновенье его захватило то отчаяние, то непозволительное сострадание, что двигало его бывшим товарищем. Артан подавил импульс выхватить топор из рук окаменевшего предателя и довести до конца его дело. Он взял себя в руки. Разбитые кандалы у стены под его взглядом соединились и сомкнулись на щиколотках женщины. Она застонала, понимая, что мучения не прекратятся.

– Где моя дочь?! – выкрикнула она из последних сил. – С ней творят то же, что со мной?!

Артан с трудом удержался от ответа. Стиснув зубы, он вышел в коридор, склонился над телом мага-охранника. Одновременно послал мысленный сигнал Кэрдану. «Что случилось?» – откликнулся голос учителя в его сознании. «Гельтан пытался убить Маэльду. Он зарубил Бегина». «Через полчаса буду в Распете. Ждите».

Артан вернулся в грот. Некромант по-прежнему читал ритмичную, поэтизированную нотацию «юноше» Долану, словно бы ничего не случилось. Маркиз почтительно и заинтересованно внимал старцу, но когда Артан вошел, вопросительно обернулся к нему.

– Почему ты молчал? – гневно спросил Артан старика. – Ты знал, что в Распете совершается убийство, и не сказал мне. Из-за тебя погиб человек. И чуть не погибла… женщина.

– Разве я подвизался хранить покой сих стен? Гриф дал мне свитки, дозволил изучать. Он не просил следить за Смертью в этих стенах. Смерть чувствует себя вполне привольно здесь. И то, что Смерть ушла с одним из вас, меня не удивило. Как знать, чем Грифу вздумается накормить ее – быть может, слугами своими. Меня не удивило бы…

– Замолчи, безумец! Ты не заговоришь зубы Придворному Магу. Пойдемте отсюда, Долан.

Маркиз почтительно склонился перед некромантом.

– Доброго вечера вам, мастер Игмухарасси.