То были названия гласных букв, перечисляемых в шардисском алфавите первыми, древние знаки общепланетного языка, ибо Шардис не в пример Земле давно уже не был поделен на множество держав и народов, не разумеющих наречия друг друга. Конечно, непохожесть существовала и здесь, проявляясь в личных именах, в цвете глаз или волос, в традициях и обычаях, но все это было сглажено, смягчено многовековой интеграцией, объединявшей бесчисленные архипелаги и острова в единое целое. Пожалуй, лишь обитатели крайнего юга и севера, земель, носивших поэтические названия Край За Облаками, Южный Серп и Снежные Пустоши, говорили чуть-чуть иначе, чем прочие шардиссцы: сильней растягивая долгое «уу» либо смягчая и проглатывая окончания слов. Но письменные знаки всюду были одинаковыми, и девять из них символизировали сам Шардис, теплый Фрир, местное светило, Первую и Вторую Луны, Звезды, Небеса, Твердь Земную, Воды и Воздух. Этим святыням соответствовали девять игровых хрустальных шаров, которые закрутятся завтра в гигантском подземном хранилище Куу-Каппы, девять сфер в гироскопической подвеске, украшенных иероглифами древних букв. Они будут вращаться в темноте, и лишь девять световых лучей, пронизывающих мрак, оставят яркие пятна на их невидимых глазу поверхностях. Когда сферы замрут, во всех бесчисленных залах и переходах Куу-Каппы, в жилых пузырях, на террасах канилли и в коридорах, у терминалов Большой Игры зажгутся такие же огненные знаки, какие пылали сейчас над арками ресторана. Кому-то они даруют выигрыш, славу и честь, кому-то откажут в благоволении Твалы – до следующего месяца или навсегда…

Мудрый способ испытывать везение и судьбу, подумал Скиф, мудрый и безобидный. Рука Божества Удачи верней находила достойных, чем все политические интриги и дрязги землян, все сражения и нескончаемые дебаты тех, кто рвался послужить отчизне, народу и обществу.

За спиной послышались шаги, потом негромкое вежливое покашливание. Скиф обернулся. От его недавней расслабленности не осталось и следа, пальцы ощупывали сквозь рубашку ребристую лазерную рукоять. Впрочем, он тут же выпустил ее – к чему оружие в мирном Шардисе? Так, для самоуспокоения…

Перед ним стоял мужчина лет сорока, довольно высокий по местным меркам, с волевыми чертами красивого оливково-смуглого лица. Ноздри незнакомца были украшены крохотными голубоватыми жемчужинами, под правым ухом раскачивался золотистый квадратик, миниатюрный серад-уул, обрамленный по краям блестками зеленых камней. Глаза у мужчины тоже были зеленоватыми – не такими яркими и блестящими, как у спутницы Скифа, но с явственным изумрудным отливом. Одет он был весьма пристойно, но без кричащей роскоши – в серую, тончайшего шелка рубаху с кружевным воротом и пышными манжетами и синее трико, плотно облегавшее крепкие ноги. Богатый человек, решил Скиф, припоминая, что голубой жемчуг на Шардисе является редкостью.

Незнакомец учтиво поклонился.

– Да пошлет вам Твала удачу во всех начинаниях! Я Чакара уко Экоб, с Наветренного Архипелага, серадди Куу-Капны… Могу ли осведомиться о ваших уважаемых именах?

– И вам желаю милостей Твалы, – пробормотал Скиф ритуальное приветствие, пытаясь сообразить, что же понадобилось этому смуглому красавцу. – Ксарин уко Паратама с Пологих перевалов. – Он кивнул в сторону Ксении, не без интереса разглядывавшей Чакару. – Я Сингар нин Таб уко Илла, с…

– …с Приполярного края, если не ошибаюсь? – Смуглый вновь склонил голову. Пальцы его характерным жестом коснулись украшенных жемчугами ноздрей.

– Разумеется, – подтвердил Скиф.

На большинстве шардисских островов родство считалось по материнской линии, и приставка «уко» обозначала сына либо дочь женщины, но никак не ее супруга. Супругов могло быть несколько, ибо шардисцы по большей части практиковали полигамию и свободную любовь во всем ее многообразии, не отказываясь, впрочем, и от брачных союзов, весьма разнообразных и существовавших в пяти или шести различных формах. Самым редким и весьма архаичным являлся пожизненный брак, сохранившийся лишь в периферийных окраинных землях; рожденные в нем могли добавлять к своему имени «нин» – как указание на отца, который был им точно известен. Впрочем, такие мелочи не слишком интересовали шардисцев.

– Приехали развлечься, дион Сингар? И ваша прекрасная дионна тоже? – спросил Чакара.

– Что же еще делать на Куу-Каппе в это время? – ответствовал Скиф, раздумывая над тем, не предложить ли смуглому красавцу присесть. Шардисцы были весьма церемонны в части этикета. К тому же дион Чакара ему понравился – чем-то неуловимым он напоминал Джамаля.

Серадди, однако, садиться не хотел; видимо, у него имелись другие планы. Покосившись на Ксению, он протянул:

– Что делать, дион Сингар? Сегодня, когда Девять Сфер еще неподвижны, можно пить, развлекаться и танцевать. Танцевать! Чем не занятие?

В ту же секунду он сделался Скифу еще вдвое симпатичней. Да что там вдвое – втрое, вчетверо, в сто раз! О таком добровольном помощнике оставалось только мечтать! Видно, сам бог удачи послал ему этого Чакару!

И Скиф, немедля приподнявшись в кресле, с отменной вежливостью произнес:

– Вы правы, дион Чакара, чем не занятие? Превосходное занятие! Но я, к сожалению, неуклюж, как десятиногий краб с побережья Знойных островов, и не люблю танцевать. В отличие отдионны Ксарин… Остается лишь посочувствовать ей.

Других намеков смуглолицему не понадобилось; с восхищенной улыбкой он уже склонился над креслом Ксении. Она поднялась, обожгла Скифа надменным взглядом, потом вдруг усмехнулась:

– Вот видите, мой бедный хранитель, мой ходячий сейф… Я сказала, что хочу танцевать, и я буду танцевать. Вы не против?

– Избави бог! – Скиф всплеснул руками. – Танцуйте, моя дионна, кружитесь, пляшите, ходите на голове! И я надеюсь, что дион Чакара не откажется поболтать с вами о своем начальстве… развлечь вас, как подобает зрелому мужчине.

Ксения повела точеным плечиком.

– На мой вкус, молодой мужчина ничем не хуже зрелого. Мужчина, а не сопляк!

Метнув эту парфянскую стрелу, она удалилась в сопровождении Чакары. Тот, похоже, ничего не понял и лишь улыбнулся с вежливым безразличием, тут же склонившись к розовому ушку прелестной Ксарин. В его намерениях не приходилось сомневаться, и Скиф, облегченно вздыхая, пригубил из бокала, а потом откинулся в кресле, разглядывая погруженную в полумрак террасу.

Здесь было так покойно и уютно… Куда уютней, чем в кабаке папаши Дейка, в бетонном бункере, среди красноглазых храпарников, кидал, шайкальих потрохов да ойлиных задниц… И хоть амм-хамматские дикие степи все равно казались Скифу ближе и милее, он не мог не признать, что цивилизованный Фрир Шардис тоже имеет свои преимущества. Например, безопасность. Можно отпустить клиента размяться и порезвиться, не беспокоясь о том, что его обглодают зубастые полосатые тха, уволокут разбойники-шинкасы либо он получит стрелу в причинное место… Впрочем, если б с Ксарин уко Паратамой случилась одна из этих напастей, Скиф не слишком бы расстроился: в отличие от Джамаля, сына Георгия, новая клиентка теплых чувств у него не вызывала.