Погодите, что такое? Сью? В Батлере есть мужик, которого зовут Сью? Почему я этого не знала?

Отец зарделся и бросил на меня быстрый взгляд.

– Уф, ага. Спасибо, Лиз. Уверен, он ей придется по душе.

Ей! Сью – это она. Она, Сью эта женского рода.

– Она же она! – возгласила я.

Рука Картера, на которой не сидел Гэвин, обняла меня за талию, удерживая на ногах. Уверена, он понял, что я в любую минуту готова совсем сломаться, а может, и грохнуться лицом об пол, даже не попытавшись смягчить удар выставленными руками, как делают некоторые из этих кретинов в «Тош. О»[103].

У меня в ушах даже звучит голос Тоша: «О’кей, давайте-ка снова посмотрим эти кадры в замедленном движении. Вот, смотрите, как она просто валится вперед, не пытаясь выставить руки, а потом – БАХ! Прямо лицом! Вау, до чего ж это больно-то, должно быть!»

– Мне б, наверное, тебе про это пораньше рассказать надо было, Клэр. Я вроде как встречаюсь с Сью Заммонд. Ну, знаешь, женщина, у которой бюро путешествий на Шорт-авеню? Вот, ну да. Я с ней встречаюсь, – выговорил мой отец, переминаясь с ноги на ногу.

– Всего вам доброго, Джордж, – пожелал ему Картер, когда я, поздравляя, быстренько обняла отца. Мой отец всерьез ни с кем не встречался с тех пор, как ушла мать. Судя по выражению его лица, я бы сказала, что дела со Сью будут продвигаться именно к серьезному, и я радовалась за него.

Картер, Джордж и Дрю отошли к передней стойке обслужить немногочисленных покупателей, а мы с девчонками стояли сзади и любовались.

– Я такая влюбленная в Дрю, – вздохнула вдруг Дженни. – Просто смотреть на него не могу, не думая, какое же еритичное у него лицо.

– Господи, Дженни! Это уж через край, – вскинулась Лиз.

Я же спросила, стараясь не заморачиваться над сочетанием слов «Дрю» и «эротичное лицо» в одном предложении:

– Так вы, ребят, на серьез нацелились?

Дженни кивнула и улыбнулась. Потом радостно сообщила:

– Мы – да! На следующей неделе он берет меня с собой в Чикаго знакомить со своими родителями. Я так волнуюсь! Ни разу не была в этом Городе Врунов[104].

Лиз уже рот раскрыла, но я прикрыла его ладошкой:

– Не надо. Просто… не надо, – сказала я ей.

Дрю подошел к Дженни сзади, обнял руками за талию и, нагнувшись, чмокнул в щечку.

– Прошу меня простить, я все думал, нет ли у тебя какого местечка укрыть мой торчило?

Дженни захихикала, а у Лиз рот захлопнулся сам собой.

Крепко держа Дженни в объятии, Дрю спросил:

– Лиз, так как, вы с Джимом уже определились с днем свадьбы?

– Фактически определились. Так что вам всем, ребят, следующую пару месяцев лучше распахнуть свои календари пошире, – сказала Лиз и принялась перечислять, загибая пальцы: – Предстоят встречи, обсуждения, приглашения и примерки. Ой, Клэр, и еще: мы хотим, чтобы Гэвин поднес нам кольца.

Я взглянула на нее как на помешанную:

– Тебе с моим сыном сталкиваться никогда не доводилось?

В ответ Лиз просто рассмеялась.

Бедная, сбитая с толку Лиз! Ничего, скоро она узнает. Например, когда она будет стоять у церковного алтаря в самый важный день в своей жизни, а мой сын со всех ног понесется по проходу, запустит подушечкой прямо в голову ее бабушке и обзовет дядю Джима грязной мошонкой.

– Лиз, а как ты отнесешься к растительности на лице во время свадьбы? – совершенно серьезно поинтересовался Дрю, пробегая пальцами по подбородку.

– Дрю, даже не думай явиться ко мне на свадьбу с чахлым кустиком под нижней губой. Никакие козлы-засранцы не допускаются, – ответила Лиз.

И перенесла свое внимание на меня:

– Кстати, о будущем, что дальше для Клэр с Картером?

«Что дальше»? Лучше спросить, чего дальше не будет? Итак, многое менялось. Иисусе, столько всего УЖЕ изменилось.

Я смотрела, как ко мне шел Картер, держа Гэвина на руках, щекоча его, отчего малыш, повизгивая, заливался смехом. Сделала глубокий вдох-выдох и успокоилась. Здесь, в этой самой комнате, в моей кондитерской, собрались все, кого я любила, радостные и здоровые. Подойдя ко мне, Картер притянул меня к себе за талию, словно напомнив: что бы со мной ни случилось, переживать это я буду не одна. У меня есть друзья, есть семья, и у меня есть Картер.

На следующей неделе я выставляла свой дом на продажу. От этого голова слегка шла кругом. В этом доме я стала матерью. В этом доме я научилась любить другое человеческое существо больше собственной жизни. Однако пора было сказать этому «прощай» и перебраться к большему и лучшему. Еще несколько месяцев, и мы вместе начнем наше будущее и вместе будем управляться со всем, что ни уготовит нам жизнь. Я понимала: будут у нас и тяжелые времена. Понимала, что ко многому еще предстоит приспособиться, пока мы будем постигать, как нам жить друг с другом, но понимала и то, что мы ничего-ничего не пожалеем, чтобы у нас получилось.

На студенческой пирушке я повстречала парня, победила его в пиво-понге и позволила ему забрать мою невинность, в обмен на что получила от него ребенка. Обмен несправедливый, только я от него не отказалась бы ни за что на свете.

Повернувшись к Картеру, я обеими руками обхватила его за пояс и, привстав на цыпочки, поцеловала Гэвина в щеку. А в это время наши друзья, стоявшие позади, о чем-то болтали с моим отцом.

– Слышь, Гэвин, знаешь что? Мы с папой хотим тебе о чем-то сказать.

Картер опустил на меня удивленный взгляд. Мы договорились подождать немного, прежде чем сообщать Гэвину, только я больше держать это в себе не могла. И мне без разницы, если он станет меня доводить до безумия, расспрашивая, не пора ли уже. Я была счастлива и взволнована и хотела, чтобы мой маленький человек тоже это почувствовал.

Я помедлила, дожидаясь, пока Картер даст мне добро, чтобы продолжить. Одними губами, беззвучно, сказала ему: «Я тебя люблю», – и постаралась не расплакаться. В этом мужчине было все, о чем я только мечтала, и еще больше. И он весь был мой.

Картер согласно склонил голову и одними губами послал мне в ответ: «Я тебя люблю».

Протянув руку, я отвела волосы со лба Гэвина, погладила пальцами по щекам с милыми ямочками.

– Мы скоро продадим наш дом, и потом мы с тобой будем жить в доме у папы вместе с ним, – разъяснила я.

Гэвин несколько минут не сводил с меня глаз, потом перевел взгляд на Картера.

– По правде? – спросил он.