зная ни одного, но, как и она, сознавая, что им предоставлена, быть может, единственная возможность и схватиться за нее надо обеими руками.

Извинившись, он на мгновение отошел и обратился к одному из служителей, стоявшему неподалеку; если деньги переходят из рук в руки, это всегда ускоряет дело, Гас убедился в этом в очередной раз, когда служитель, опустив монеты в карман, без проволочек проводил его и Айрис в уютный альков в дальнем конце обеденного зала, где официант, приняв их заказ, тут же исчез, чтобы выполнить его через какие-то секунды. На этот раз, в отличие от той, последней, встречи, они не спрашивали чаю; Айрис за это время достигла совершеннолетия и, принадлежа к не так давно заявившей о себе расе эмансипированных женщин, которые не считали за грех пить на людях, заказала себе херес «Теопепе». Гасу же было необходимо как минимум двойное бренди.

— Ваше здоровье, Айрис.

— И ваше. Оно нуждается в добром слове больше моего, ведь вы обращаетесь с вашей жизнью самым бесцеремонным образом.

— Эта последняя поездка? Она была необходима, а риск — невелик.

— Но вполне достаточен для того, кто сидит в тиши лондонского дома, ждет сообщений и гадает, не окажется ли следующее последним.

— Вы все еще беспокоитесь обо мне?

— Я все еще люблю вас.

Эти слова прозвучали так сердечно, так искренне, что трещина, рассекшая их жизнь на ту и на эту, казалось, сомкнулась опять. Не было многолетней разлуки. Они не расставались никогда. Его рука нашла ее нетерпеливо ждущую руку и крепко стиснула под столом.

— Я никогда не переставал любить вас, ни на одно мгновение. Может быть, ожидание теперь подошло к концу? Я все еще храню ваше кольцо, вот здесь; я всегда надеялся, что настанет день, когда я смогу вам его вернуть.

— Сможете ли вы это сделать теперь же?

Его пожатие ослабло, рука подалась назад — и это лучше всяких слов сказало ей, что сейчас произойдет.

— Смогу, если вы порвете с вашим отцом.

— Те слова врага, о которых вы говорили. Думаю, сейчас вы должны мне их повторить, хотя я молила бы бога, чтобы их не слышать, — и она осушила свой бокал; щеки ее запылали от вина и нахлынувших чувств.

Гас, молча любуясь ею, не спешил говорить; он знал, что другой такой нет в целом мире, и знал, что никогда не полюбит другую.

— Я предложил некоторые изменения в проекте, которые улучшают и даже существенно меняют план вашего отца в отдельных его аспектах. По поводу этих изменений наши мнения разошлись. Он решил, и, возможно, решил справедливо, что моя попытка усовершенствовать его работу является личным выпадом. Оказав мне честь, пригласив в свой дом, он сразу взял свое приглашение назад.

Вот как сейчас обстоят дела.

Не было силы в мире, способной вырвать у него признание в том, что, ко всему прочему, он подал в отставку — это было бы нечестной игрой на ее чувствах.

— Обстоят они очень некрасиво, должна сказать. Позвоните, чтобы принесли еще выпить. Не каждой девушке доводится видеть, как в считаные минуты мечты ее воскресают и вновь обращаются в прах.

Когда ей принесли херес и она его слегка пригубила, Гас решился наконец задать вопрос, от ответа на который зависело все.

— Должны ли они обратиться в прах? Теперь вам уже больше чем двадцать один, и вы принадлежите себе. Выйдете ли вы за меня, несмотря на немилость вашего отца?

— Гас, милый, я сделала бы это, если бы могла. Но я должна остаться с ним.

— Но почему?! Можете вы назвать мне причины?

— Да, она одна, и я вам ее открою, вам это следует знать: я поступлю так не по недостатку любви к вам, но по долгу. Как вы знаете, моя мать умерла. Оба брата мои — инженеры вроде вас, они всегда далеко. У отца есть только я. То, что я скажу сейчас, сохраняется в глубочайшей тайне, знаем ее только я, да врач, да несколько доверенных слуг. Отец мой нездоров. О, я знаю, он напускает важный вид, он бушует, он ведет себя, как вел всегда, но годы берут свое. У него был сердечный приступ, такой серьезный, что он много дней провел между жизнью и смертью. Теперь я должна заботиться о нем и делать все, чтобы его жизнь шла спокойно, ведь врач сказал, что второго приступа он не переживет, врач в этом почти уверен. Если я покину его, если пойду против его воли — я убью его так же наверняка, как если бы спустила курок.

Это было все. Несколько секунд они сидели молча, затем она поднялась, он тоже встал. Она нежно поцеловала его в щеку, он ответил ей так же — ласково и вместе с тем отчужденно; это все, что они могли позволить себе, чтобы чувства, которые они с трудом сдерживали, не выплеснулись наружу. Они попрощались, и Айрис пошла прочь, а он провожал ее взглядом, пока она не пропала из глаз, скрывшись за позолоченными колоннами; затем он вновь сел и резко продолжил уничтожение бренди в бокале, и бренди его согрело — единственное тепло в мире холода; он заказал еще бокал, потом бутылку, зачем официанту так часто бегать взад-вперед…

Но чем больше он пил, тем трезвее становился. Жидкость в бутылке стремительно исчезала и исчезла-таки, обнажив дно, но волшебная исцеляющая сила ее так и не оживила оцепеневшей души Гаса. Работа погибла, любимая ушла; осталось одно отчаяние. Так он сидел очень долго, пока не понял вдруг, что у плеча его стоит официант, протягивая ему переносной телефонный аппарат, а механик подключает его к фитингу, скрытому в стене.

— Вас просят на связь, капитан Вашингтон, — сказал официант.

Громкий, возбужденный голос Корнуоллиса донесся до Вашингтона.

— Вашингтон, это вы?! Наконец-то! Мы уже несколько часов пытаемся связаться с вами!

— Да?

— Ну, пытались связаться с вами, я говорю. Мы тут хорошенько помучились, смею вас уверить; вы знаете сами, что сэр Айсэмбард — тяжелый человек. Но в конце концов он пошел на попятный. Он ставит туннель выше всего остального, как и все мы. И, надеюсь, как и вы, Вашингтон.

— Сэр!

— Конечно, вы скажете, что так и есть. В таком случае мы просим вас забрать назад свою отставку и продолжить работу с нами. Вы нужны нам, парень! Сэр Айсэмбард будет строить ветку от Отметки 200 к Азорам, наиболее простую, и предоставляет вам американский участок с этим мостом через рифтовую долину, будь он навеки проклят!