Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я открыл. Тот сделал непроницаемое лицо.
– Проедемте.
– Куда?
– К Терещенко.
Я понял, что что-то произошло. И лучше бы больше ничего не происходило, по крайней мере, сегодня.
А ОМОНовца этого я знал. Он думал о том, кем будет работать после органов.
– Что случилось?
Он пожал плечами.
– Адвокату можно позвонить?
ОМОновец демонстративно достал пачку.
– Я покурю.
– Спасибо…
***
Поехали целым конвоем. На всякий случай я сел в милицейскую машину.
ОМОНовцы, кто помоложе – смотрели на меня с интересом, остальные кто под ноги, кто как – старались не обострять. Кто постарше, они понимают, что пока я в силе, у них работы мало, показуха одна.
А молодые не понимают. Но поймут.
Вон этого я знаю. И вон того. После Чечни – сбрасывались им на квартиры. Всем деловым сообществом города.
Зачем? Да потому что так правильно.
***
– Здравствуйте, гражданин начальник
– Присаживайтесь…
Терещенко принялся привычно, не спрашивая меня, заполнять шапку протокола допроса. Я не выдержал, спросил:
– Товарищ полковник полиции. Вы бы хоть меня для проформы спросили, может я паспорт поменял. Или переехал. А то нехорошо получается – может, вы за меня и показания дадите?
– Если бы вы переехали я бы знал.
– Ну да, конечно.
Терещенко покончил с формальностями, посмотрел на меня.
– Итак… знаком ли вам Марков Степан Леонидович?
Неприятно кольнуло сердце.
– Знаком.
– В каком качестве он вам знаком?
– Он был опером, который отвечал за наш район. Мы тогда еще пацанами были совсем.
– Вы поддерживаете отношения с Марковым сейчас?
– Отношения? Нет, не поддерживаю. Я их и до того не поддерживал, у меня баба есть, я с ней отношения поддерживаю. А в чем дело?
– Дело в том, что Марков пропал без вести. И мы знаем о том, что вы ездили к нему в Калинин.
– В Калинин? Да, ездил.
– Когда это было?
– Два дня тому назад.
– Вы встретились с Марковым?
– Да, встретились
– О чем вы говорили?
Я вздохнул:
– О том, как важно уважать закон. Верите – нет? Полковник Марков с детства учил нас, пацанов, жить по закону. Потому то я и не сел в тюрьму. Если бы не полковник Марков – не знаю, что бы с нами со всеми было…
И ведь почти не вру.
***
Опрос ничего не дал. Терещенко не знал, что ему делать.
С одной стороны – у него на руках было заявление о пропавшем человеке. По нему он должен был принимать меры. С другой – не было трупа, и возбуждаться было откровенно не с чего. Может, он запил? Или на рыбалку поехал?
Оснований для возбуждения хоть уголовного, хоть розыскного дела не было никакого. Хотя Терещенко, у которого, как и у всякого опытного опера было чутье – понимал, что, скорее всего ошибки никакой нет, и полковник Марков, скорее всего, стал одной из первых жертв разворачивающейся мафиозной войны. И каждый день промедления в его розыске – лишает шансов его найти, хотя их и так немного.
Зазвонил телефон, Терещенко взял трубку:
– Алло?
– Машина за углом, у самолета. Выйдите поговорим.
Твою мать!
И вот что делать?
Терещенко понимал, что связавшись с Ломовым и его ОПГ… или что там у него – короче, это дорога в один конец. С другой стороны – он понимал, что Ломов, скорее всего, не убивал Маркова – зачем ему это? Но он знает больше, чем сказал, и то, что не скажет под протокол, – без протокола, может, и скажет. И он не имеет права этим пренебрегать.
Терещенко окинул взглядом кабинет – не осталось ли чего лишнего. Достал из ящика пистолет и сунул в кобуру…
***
Машины действительно стояли у Самолета. Там было кафе, кооперативное – открытое еще при Горбачеве, оно работало до сих пор. Ходили слухи, что оно должно было обанкротиться, но бандиты из ностальгии выкупили его и поддерживали его работу. Сами опера обычно ходили сюда обедать, те кто не питался «ссобойками» из ближайшего Магнита.
Терешенко подошел ближе, охрана расступилась, открыла дверь. В машине было темно, тихо – стекла тонированы до черноты, магнитофон выключен.
– С Марковым я говорил относительно Ларина, – сказал сидевший на втором ряду Ломов.
– О чем конкретно?
– Как Ларин сумел выйти на свободу?
– Сейчас мораторий.
– Да, но он должен был получить пожизненное. Без помиловки. Как он вышел?
– Дальше?
– Что – дальше? – разозлился Ломов. – Я просил навести справки. Если Марков и в самом деле пропал, значит, первый же, к кому он обратился – крыса!
Терещенко не знал, что и думать.
– Вы говорили о том, как именно Марков будет выяснять?
– Нет.
– Вы дали ему деньги? Это платная услуга?
– Конечно, платная! Бесплатно сейчас только кошки сношаются!
– Сколько?
– Десять тысяч.
– Чего
– Долларов. Не рублей, поверьте.
– Солидно.
Ломов повернулся к нему
– Марков мне был если не другом, то и не чужим человеком тоже. Это из-за него мы все не сели. Если его убили – значит, это сделали люди, которым не в лом поднять руку на шестидесятилетнего старика. На полковника милиции. И скорее всего, это те же люди, которые моему пацану голову отрубили. Беспредельщики.
…
– Не дать им по рукам сразу, они всю область в крови искупают. Уже начали.
– Как вы это видите? – скептически спросил Терещенко
– У меня есть возможности. Намного больше чем у вас. Мне не надо отчитываться перед начальством и не надо заводить розыскное дело. У меня, уж извините – денег намного больше. Да и мотив – это личное. Но у меня нет ксивы.
…
– Я начну свое расследование. Скорее всего, выйду на след быстро. После чего – я звоню вам, так?
Терещенко подумал. Ничего хорошего в этом не было. Но он понимал, что дело попытаются замять. Уже заминают.
– Звоните мне.
…
– Но никаких пыток, переломанных конечностей и прочего. Если это будет – все договоренности обнуляются.
Ломов тускло улыбнулся.
– Мы с тобой не договариваемся, полковник. Я просто помогаю тебе сделать ментовскую работу. Как ее нужно делать. Если, конечно, еще кто-то собирается ее делать…
***
Поверил ли мне Терещенко? А черт его знает. Может, и поверил. А может, и нет. Знаете, на что я рассчитываю? Терещенко не выглядит как человек, которому пофиг на все кроме бабла. Он, похоже, идейный мент. Сейчас такие – редкость.
***
А вечером – отзвонил Семидворов, предложил встретиться. Я назначил место – рядом с тем самым кафе…
Закрыто которое. С двенадцатого года.
Семидворов – приехал на новой машине, которую я у