Иллюзия вернулась. Сталагмиты вновь превратились в кедры. Соляные наплывы стали важными павлинами. Летучие мыши вернули себе обличье попугаев.

— Подожди, — взмолилась она. — Мне нужно отдохнуть.

Только бы собраться с мыслями.

Айк не останавливался.

Тадж-Махал приближался. Трава льнула к ногам. Кедры качались. Над головой пел жаворонок.

Оглянувшись, Али увидела лишь голые скалы и трещины. Дверь захлопывалась у нее за спиной. Голоса — души мертвых, если такое возможно, — набросились на нее. Али сражалась с навязанными иллюзиями. Они обрушились на ее защитные рубежи. Так и должно быть, подумала она. Лингвист заперт в клетке из слов.

Они подошли к сверкающему мосту из бамбука и серебристых нитей. Али остановилась. По ту сторону моста среди сверкающих руин ждали ее собственные руины.

— Пойдем, — сказал Айк.

Али старалась не поддаваться страху.

— Дети там?

Он не подтвердил ее предположение, но и не отверг. Вопрос заинтересовал его.

— Ты за ними пришла?

— А ты думаешь, за тобой?

Он улыбнулся и ступил на мост.

— Дети, Айк.

Он продолжал идти — он и покрытая шрамами кожа на спине.

— Твоя дочь… — Эти слова остановили его. — Расскажи мне о детях, Айк.

Он повернулся.

— У тебя был ребенок?

— У нас, Айк. Она была твоей дочерью.

Он подошел ближе.

— Я хочу знать о ней все.

— Слишком поздно, Айк.

— Может, и нет.

— Она умерла семь лет назад. Тебя не было с нами при ее рождении. Почему тебя волнует ее смерть?

— Сколько ей было?

— Три. — Али вспомнила о свечах на торте. — Я отмечала три ее дня рождения.

— Мало, — сказал Айк. — Но достаточно, чтобы знать свое имя.

Ни сожалений, ни соболезнований. Преисподняя соскребла с него все человеческое.

— Где дети, Айк?

— Ее имя, пожалуйста.

Как будто он спрашивал название книги. У Али перехватило дыхание.

— Нет. — Али прижала к сердцу сжатый кулак. — Ты подонок.

— Ее имя, — повторил он. — Какой от этого вред?

— Где дети, Айк?

— Имя.

— Нет.

Иллюзия начала распадаться.

Али посмотрела на то, что было у нее в руке. Яблоко превратилось в кусок мяса размером с кулак. Сердце. Камеры вскрыты. Волокна мяса застряли у нее в зубах.

Али в ужасе разжала пальцы.

— Что ты со мной делаешь, Айк?

— Его звали Макнаб, — сказал Айк. — Еще один пилигрим, не оправдавший надежды. Посмотрим, оправдаешь ли ты.

Али пристально смотрела на него. Внезапно исчезло сходство не только с Грегорио, но и с Айком. Она с изумлением наблюдала, как маска исчезает, открывая то, что скрывалось под ней. Али никогда не видела этого лица, тем не менее оно почему-то казалось ей знакомым, словно тень в зеркале, мелькнувшая во сне.

Всю жизнь по непонятным для нее самой причинам Али коллекционировала многочисленные имена этого существа — на всех человеческих языках. Но теперь почему-то не могла вспомнить ни одного.

«Ты», — успела подумать Али, прежде чем он прыгнул на нее.

22 января

Армия Ребекки сплавлялась по реке еще два дня.

Ничто не предупредило их о провале, в который обрывалась река, — ни рев водопада, ни усеянное камнями мелководье. Река просто соскальзывала в безмолвную черную дыру. Они потеряли плот и трех человек, прежде чем маленькая флотилия сумела пристать к берегу.

Целый день ушел на то, чтобы из моряков снова превратиться в солдат. Разбив лагерь на берегу реки, они набили рюкзаки припасами и амуницией, сколько были в состоянии унести, и приготовились к тому, что могло ждать их впереди. Час за часом они смотрели на реку, ожидая, когда покажутся новые плоты с сотнями людей на борту. Никто так и не появился.

Ребекку изумляло — но уже не расстраивал о, — что из армии в тысячу триста человек у нее осталось всего сто десять. То есть коэффициент отсева составлял девяносто процентов. Непонятно, почему она уже давно не повернула назад. Непонятно, почему кто-то еще остался с ней. Оставалось лишь предполагать, что пути Господни неисповедимы.

— Мы не можем ждать вечно, — сказала Ребекка Хантеру и Клеменсу.

Они сидели перед круглой стеной из поставленных друг на друга камней. Рядом тихо струилась река, а затем обрывалась в бездну. Они добрались до конца света.

— Лучше тронуться в путь, не дожидаясь их, — предложил Клеменс. — Мы избавились от лишнего жира. Остались лишь выносливые боевые машины.

— У тебя хорошее настроение, черт возьми, — заметил Хантер.

— Почему бы и нет? Возвращение домой, как сказала Ребекка. Я собираюсь вернуться.

Потери подстегнули их. Ребекка считала жизнерадостность Клеменса проявлением силы духа. Он обретал форму, словно освобождающаяся из камня статуя. Он не ударил в грязь лицом.

— Мы уже близко, — сказал Клеменс.

— Откуда ты знаешь? — спросил Хантер. — Кажется, ты здесь никогда не был.

Клеменс подошел к стене и похлопал по знаку — возможно, это было схематичное изображение животного, — вырезанному на поверхности скалы. Все повернулись, чтобы посмотреть. На камне заплясали лучи фонарей.

— Судьба, — произнес Клеменс. Потом задрал футболку. Среди шрамов и геометрических узоров на его груди имелся такой же знак. Кончиком пальца он обвел знак на своем теле, затем на камне. — Видите рога?

— Рога дьявола, — послышался чей-то голос.

— Рога Быка, — поправил Клеменс. — Таурус. Его город. Дети там.

Раздался крик. Воины Ребекки — профессионалы, охотники на оленей, резервисты — окружили ее лесом винтовочных стволов. Момент настал. Пора открыть шлюзы.

Ребекка забралась на камень и окинула взглядом ввалившиеся глаза, спутанные волосы, всклокоченные бороды, бейсболки, косынки, береты, шлемы, амулеты, четки, смазанную маскировочную краску. Они ждали от нее каких-то слов, чего-то напыщенного, как в голливудских боевиках. В фильмах Джейка в такие моменты гладиатор, горец или тренер произносил воодушевляющую речь.

— Мы пришли победить дьявола, — наконец произнесла Ребекка. — Вперед, к победе.

Слабо, подумала она. Очень слабо.

Они ждали. Ребекка продолжала стоять.

— Аминь.

— Аминь, — повторили они.