И Рыбья Кровь как верховный судья счел нужным обратиться с этим делом к самим женщинам, собрал их всех вместе и произнес свое слово:

– Вы сами видите, как велика ваша ценность для тех воинов, кто остается здесь со мной. Понимаю, как многим из вас нелегко сменить постоянного полюбовника на неизвестно кого. Но подумайте, что будет с вами, когда вы вернетесь в Ирбень и дальше в хазарские и словенские селища. Серебро у ваших полюбовников скоро закончится, и вам поневоле придется возвращаться в гостевые веселые дома или поступать к кому-то на содержание. Я хочу предложить вам другое: каждый месяц вы будете получать независимо ни от чего по одному дирхему из княжеской казны и мои тиуны будут следить, чтобы вы эти монеты тратили только на себя. Самое теплое место и в доме, и в юрте будет только у вас. Самый вкусный кусок мяса достанется вам. Одежда самая лучшая будет вашей.

– И за всем этим ты, князь, сам проследишь?! – раздался голос одной из мамок.

– Не только прослежу, но вы все будете находиться под моей защитой, – пообещал он.

– Может, ты нас еще удочеришь? – под общий смех предложила еще кто-то из словенок. – И замуж выдавать начнешь?

– А он сам на нас женится! Ему сил на нас всех хватит! – Веселые крики и смех уже не прекращались. – Да у тебя никаких юрт на всех не хватит! Будем в степи у костров всю зиму греться!..

Дарник достал из кошеля горсть дирхемов и выразительно пересыпал их из ладони в ладонь:

– Кто остается, на следующее утро получит по первому дирхему.

То ли княжеские обещания возымели действие, то ли блеск серебра – только из трехсот красоток с дарникцами пожелали остаться двести пятьдесят пригожунь.

За три дня, полностью со всем определившись, союзное войско погрузило на повозки свои котлы и, разделившись, к огромному облегчению абориков, двинулось в противоположные стороны: на север со своими овцами и бревнами направился Дарник в сопровождении кутигурской малой орды, на юг тронулись хазары, ромеи и триста корнеевцев с двадцатью большими повозками и двумя камнеметными колесницами. В одной из повозок ехала несравненная Эсфирь, и Дарник с Ратаем поспорили на двадцать дирхемов: вернется она назад с Корнеем или нет?

Место для новой княжеской столицы в шести верстах выше Хемода по течению Яика нашел Корней, он же предложил, с одобрения хорунжих, и назвать ее Дарполем – городом Дарника. Здесь река делала почти полную петлю, охватывая своим руслом участок земли две версты на полторы, получившийся полуостров соединялся с берегом перешейком в два с половиной стрелища. Если перегородить этот перешеек хорошим валом со рвом, то получался замечательный остров с подходящей территорией и для пашни, и для пастбищ. То, что этот полуостров весной полностью заливается водой, воеводу-помощника ничуть не смущало: нароем каналов, а землю из них подсыплем под дома и юрты, главное, чтобы их не затапливало, а пастбища и пашня половодье как-нибудь переживут. То, что весь полуостров сильно зарос кустарником и ивняком, тоже было для Корнея только в достоинство: все вырубим себе на дрова. Зато уже сейчас сюда можно загнать всех овец, коров и лошадей и забыть об их существовании.

Достигнув Дарполя, тысячи людей, коней и овец снова разделились: дарникцы оставались разгружать свои повозки, кутигуры уходили дальше на север на соединение с большой ордой.

Прощаясь с князем, Калчу выглядела как в воду опущенная.

– Когда я вернусь в орду, меня казнят, – объяснила она свою унылость Дарнику. – Вместо одних абориков мы получили еще и твое разбойное гнездо. За такое не милуют.

– По дороге в орду объясни другим тысяцким, что если каган так поступит, то он полный глупец, – посоветовал ей князь. – До тех пор пока ваша орда не научится включать в свое войско иные племена, она не будет ни на что способна.

– Скажи, а как у тебя так получается, что тебе верно служат и хазары, и луры, и тервиги, и даже высокомерные ромеи?

– Просто мне все равно, как они выглядят и в каких богов верят. Настоящую доблесть никакими племенным хвастовством и заслугами не заменишь. А самое главное: они верят в мою непобедимость, и это их самих делает непобедимыми и на голову выше ростом.

Широким в два стрелища шириной потоком уходили на север бесконечные стада, отары, косяки коней, повозки с семьями и сложенными юртами, конники с копьями, пастухи, всадницы с закрытыми платками лицами.

– А мне так и легче стало от того, что они уходят, – признался Ратай.

Князь о себе такого сказать не мог. Для него три тысячи оставшихся в его подчинении людей уже было мало.

Явившиеся к конечной раздаче праздничного пирога хорунжие на свой счет могли не слишком беспокоиться, главными княжескими распорядителями в Дарполе отныне были Ратай и Сигиберд. Один следил за строительными работами, другой отвечал за все снабжение княжеской ставки. С самим расположением города определились быстро, стали рыть не один, а сразу два широких рва от одного берега реки до другого, так что получился прямоугольник два с половиной стрелища на полтора. Здесь на земляной подушке в добрую сажень толщиной и строились все дома и поставлены были все юрты. Дома для экономии хороших бревен Ратай решил ставить не по одиночке, а, как у тервигов в Варагесе, объединенными в целый ряд из пяти домов. Разумеется, опасность пожара от пяти печей при этом лишь возрастала, поэтому сами ряды были отодвинуты друг от друга как можно дальше. На строительство сараев и хлевов использовали ивы, вырубаемые на полуострове. В дополнение к домам и юртам Ратай вознамерился сделать зимними жилищами обычные походные палатки: снабдить их более крепкими подпорками, а сверху укрыть, как юрты, войлочными кошмами.

Как и ожидалось, соседство с абориками оказалось весьма полезно. Когда этап первой враждебности миновал, наступило время осторожного привыкания, благо тервиги, оставшиеся с князем, могли почти беспрепятственно бывать в Хемоде, и скоро между двумя городами развернулась вполне оживленная торговля. Выплаченная дарникцам дань маленьким ручейком возвращалась к аборикам, превращаясь для Дарполя в повозки с деревянными столами и стульями, сундуками и комодами, шелковым и полотняным бельем, медной и серебряной посудой, бочками с ячменным и виноградным вином, корзинами южных фруктов и орехов. Самым же важным товаром стали железные печки по рисункам Ратая, которые одна за другой стали изготавливать хемодские кузнецы. Обложенные камнями, такие печки оказались зимой подлинным спасением для юрт и палаток.

Одним из условий договора с Хемодом было снятие цепи с левого берега для беспрепятственного плавания будущих дарникских судов. Захваченная у абориков двадцативесельная лодка так и не была им возвращена, и теперь с ее помощью на реке выставлялись большие сети, и рыба на столах у дарпольцев появлялась чаще, чем баранье мясо.

Сто двадцать кутигурских юрт получились пригодными как для жилья, так и для работы. Под их войлочными крышами было достаточно места для ткацких, прядильных и каких угодно мастерских. Пока основная часть дарникцев копала рвы, возводила первые избы, пасла скот, заготавливала сено, охотилась и ловила рыбу, в сорока юртах-мастерских весь световой день кипела большая работа: прялась шерсть, на двухрамных ромейских станках ткалось сукно, на широких столах валялось сукно, шились овчинные полушубки и всевозможные изделия из кож.